среда

Вот ужас! Я-то думал, что отделался от него, а он тут как тут: жуткий мим с бульвара Сен-Жермен, переодетый в Тутанхамона, переехал в порт Сен-Мартен! Его единственный подвиг заключается в том, что он стоит весь день не шелохнувшись. И смотрит в одну точку, словно лондонский конногвардеец (сошедший, правда, со страниц Кристиана Жака[15]). Прохожие кидают ему монетки. В нашем скоростном мире люди готовы платить за созерцание неподвижности. Вообще-то я восхищаюсь этим типом в египетском облачении, который согласился мумифицировать себя заживо, под палящим солнцем, и все ради того, чтобы сказать туристам: слишком уж вы мельтешите!

четверг

Вчера вечером, в “Бастионе”, целовался взасос с туристками, у которых ощущалась напряженка с дезодорантами, но не с волосами под мышками. Они целовались между собой и страшно потели. Это была вечеринка “промокших футболок”. Я пропускал руку под влажные сиськи, потом заставлял их ласкать друг дружке грудь языком. У меня встало, и так, что мне показалось, будто у меня огромный член (на самом деле это джинсы сели при стирке). Надо было бы их проводить, но я застеснялся своей слишком крутой тачки. А жаль, наверняка они у себя в палатке такую групповуху устраивают, от которой даже мажоры отлынивают. Кадрёж – это продолжение классовой борьбы другими средствами. Мы с Уэльбеком – сексуальные марксисты. В здешнем Нёйи-сюр-Атлантик[16] происходит настоящее социальное братание, главное – надеть майку с “квинами” и дергаться под “Lucky Star” Суперфанка. (Сколько же сил я трачу на то, чтобы казаться моложе!)

пятница

На пляже Конш, пока Венсан Лендон играет в футбол с пятилетними детьми (и проигрывает), таращусь на большие белые сиськи Сандрин Киберлен[17].

У нее очень бледная кожа и цвет лица как у англичанки. А может, они правы? Все у них с виду так гармонично. “Семьи, я вас не ненавижу”[18], – могла бы ответить Химена Андре Жиду. На этом пляже мужья смотрят на кого угодно, только не на своих жен. Черт возьми, я снова думаю о Клер, матери семейства. Которого я не захотел. Несчастная мать-одиночка с двумя детьми, рыжими волосами, большими белыми сиськами (отсюда и ассоциация), пестрыми сумками, жуткими башмаками и визгливым голосом – моя личная Эрин Брокович[19]. Матери с двумя детьми, брошенные мужьями, становятся все моложе и моложе. Мне кажется, я еще не выздоровел. Семьи, я вас не вижу.

суббота

Караул! Нашествие медуз в Трус-Шмиз (пляж с говорящим названием и горькой реальностью[20]). На Форментере их тоже хватало. Это лето медуз без Каприски[21]. Все, хватит, возвращаюсь в Париж. Прощай, остров Тройняшек. Перед отъездом стою босиком на песке и смотрю на падающие звезды. Я беззвучен, измучен, космичен.

Жизнь – это долгий уикенд с бокалами бурбон-колы и песнями Барри Уайта.

воскресенье

Вести дневник – это значит постановить, что жизнь твоя страшно увлекательна. Все, что со мной происходит, касается всего мира. А мода? Я тут как тут.

понедельник

Париж пуст, как голова Жан-Люка Нарси[22], когда выключен его суфлер.

вторник

Позвонил Ардиссон[23]. Он вернулся из Греции, где провел десять дней с женой и детьми. Я сказал, что ненавижу Грецию – там 50 градусов по Цельсию и омерзительная жратва с нагрузкой в виде ос. Он возразил: “Да, но зато там меня никто не знает!” И вдруг меня осенило: Тьерри – молодец, он проводит отпуск за границей, чтобы стать на время нормальным обывателем. Каждое лето пробуется на роль человека из толпы. Стоит в очереди в ресторан, теряет чемоданы в аэропорту, то есть вновь открывает для себя, что значит жить говенной жизнью. Жизнью телезрителя.