Николай II, не выдержав общего штурма родни, отправил послание великого князя Николая Михайловича супруге для сведения: «Посылаю тебе письма Николая [Михайловича], которых он не отсылал мне, но привез с собой, – они дадут понятие, о чем мы говорили»^>207. Раздражение Александры Федоровны не имело пределов. Императрица 4 ноября в своем очередном письме к супругу с возмущением отмечала: «Большое тебе спасибо за твое дорогое письмо, только что мною полученное. Я прочла письмо Николая [Михайловича] и страшно возмущена им. Почему ты не остановил его среди разговора и не сказал ему, что если он еще раз коснется этого предмета или меня, то ты сошлешь его в Сибирь, так как это уже граничит с государственной изменой? Он всегда ненавидел меня и дурно отзывался обо мне все эти 22 года, – и в клубе также (у меня был такой же самый разговор с ним в этом году), – но во время войны и в такой момент прятаться за спиной твоей мама и сестер и не выступить смело (независимо от согласия или несогласия) на защиту жены своего императора, это – мерзость и предательство. Он чувствует, что со мной считаются, что меня начинают понимать, что мое мнение принимается во внимание, и это невыносимо для него. Он – воплощение всего злого, все преданные люди ненавидят его, – даже те, кто не особенно к нам расположены, возмущаются им и его речами. – А Фред[ерикс] стар и никуда не годен, не сумел его остановить и задать ему головомойку, а ты, мой дорогой, слишком добр, снисходителен и мягок. Этот человек должен трепетать перед тобой; он и Николаша – величайшие мои враги в семье, если не считать черных женщин (великие княгини Анастасия и Милица Николаевны, черногорские принцессы. – В.Х.) и Сергея [Михайловича]… Во вчерашней речи Милюков привел слова Бьюкенена о том, что Шт[юрмер] изменник, а Бьюк[енен] в ложе, к которому он обернулся, промолчал, – какая подлость! Мы переживаем сейчас самые тяжелые времена, но Бог все же поможет нам выйти из этого положения, я не страшусь. Пускай они кричат – мы должны показать, что мы не боимся и что мы тверды. Женушка – твоя опора, она каменной скалой стоит за тобой… Тяжко и грустно: так горячо борешься за правое дело, а вследствие этого, конечно, «злоумышленники» стараются все дело погубить. – Я чувствовала, что Николай [Михайлович] не к добру поехал в Ставку, – скверный он человек, внук еврея!… Прощай, радость жизни моей, мой единственный и мое все»^>208.

В этот же период великий князь Георгий Михайлович также в унисон родственникам отмечал в письме к императору: «Затем считаю долгом написать тебе, после длинных разговоров с доблестным и редко преданным тебе ген[ералом] Брусиловым, о тех прискорбных явлениях, которые мне пришлось уже замечать не только в тылу, но и здесь.

Положительно у всех заметно беспокойство за тыл, т. е. за внутреннее состояние в России. Прямо говорят, что если внутри России дела будут идти так, как теперь, то нам никогда не удастся окончить войну победоносно, а если это действительно не удастся, то тогда конец всему. Ненависть к Штюрмеру чрезвычайная.

Тогда я старался выяснить, а какие же меры могли бы излечить это состояние? На это могу ответить, что общий голос – удаление Штюрмера и установление ответственного министерства для ограждения тебя от обмана различных министров.

Эта мера считается единственною, которая может предотвратить общую катастрофу. Если бы я это слышал от левых и разных либералов, то я не обратил бы на это никакого внимания. Но это мне говорили и здесь говорят люди, глубоко преданные тебе и желающие от всей души блага только тебе и России нераздельно; вот почему я решился написать это тебе.