Петровская Россия, или, как её иронически называли славянофилы с подачи пресловутого маркиза де Кюстина (1790–1857), «имперские фасады», вырастила поколения людей, не знавших и не чувствовавших, что за этими «фасадами» может скрываться полноводная и многоцветная жизнь. Русский исторический опыт был ошельмован и предан долгому забвению, а все привычки, нормы, эталоны начали черпаться извне – «из Европы». Как точно выразился Н.М. Карамзин, с Петра «мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России».

Россия не просто стала «учиться у Запада»; сама по себе полезность «учения» не подлежит сомнению. Она начала заимствовать, перенимать, копировать, часто без всякого разбора и без всякой критической оценки, не только технические, технологические, цивилизационные новации, но и весь строй культурной жизни. Подобное безоглядное копирование и позволяло таким националистам, как Германский Император Вильгельм II, потом презрительно называть Россию «страной-обезьяной». Государственная власть, а в широком смысле весь монархический истеблишмент, формировались теперь под знаком западоцентричных координат. Потому уже, в XVIII веке, многие были искренне уверены, что «настоящая история» России начинается именно с Петра I и его пресловутого «окна в Европу».

Отношение к Петру – давний разделительный мировоззренческий ориентир. По сути дела, здесь – исходный фокус всех идеологических противостояний XIX–XX веков. Восторги и безусловное одобрение дел Петровых – верный признак европоцентричного, западнического, дерусифицированного сознания. Ведь он, по справедливому замечанию одного из «отцов славянофильства» И.В. Киреевский (1806–1856), – «разрушитель русского».

Пётр I действительно насильственно насаждал «европейскую цивилизацию». Правда, при этом обычно не принято поднимать вопроса о цене преобразований, которая, среди прочего, выражалась и в бесчисленном количестве загубленных человеческих жизней. За время правления Петра I, за неполных тридцать лет, население России, по разным оценкам, уменьшилось от 20 до 40 %. Кстати сказать, за сорок лет безраздельного правления «кровавого тирана» Иоанна Грозного численность населения в подвластной ему Московии увеличилась почти вдвое.

Все «материалисты», «прогрессисты», «эволюционисты» тут как в оцепенении. Хотя уже давно установлено, что эпоха Петра Великого – пик государственного насилия, в том числе и в применении смертной казни. Никто даже приблизительно не установил количество погибших «во славу преобразований». Однако правда состоит и в том, что никто из «русских европейцев» и не проявлял желания такие потери считать. В других случаях «математические выкладки» и «статистические показатели» – излюбленный прием при доказательстве «русской отсталости». Здесь же статистика замолкает.

Сам Пётр Алексеевич, его клевреты и многочисленные симпатизанты трактовали как человеческие потери, связанные с военными кампаниями Преобразователя, так и многочисленные казни неугодных – как неизбежные жертвоприношения на петровский «алтарь Отечества». Метафорически злодеяния Царя-Императора так часто воспринимаются до сих пор. Но при этом почему-то не возникает вопроса: что же до Петра I на Руси не существовало «алтаря Отечества»? Конечно же, он наличествовал. Только тогда «алтарь Отечества» и церковный алтарь значили одно и то же. И лишь со времени Петра Великого они стали существовать и восприниматься раздельно.

В один исторический миг на Руси всё чужое начало признаваться властью «своим», а все исконное в одночасье стало третироваться как «негодное». Это явилось потрясением национально-религиозного сознания. Историк Церкви Смолич И.К., в целом весьма высоко оценивавший «петровскую революцию», вынужден был признать, что «все преобразования Царя были проникнуты духом секуляризации, который поколебал всю совокупность норм народной жизни».