Роман посерьезнел:

– Не могу оставить, Лара. Теперь уже не получится.

– А ты смоги! – Она сделала паузу. – Ты же бульдозер, Чернышев! Переедешь и даже не почувствуешь, – Лара снова помолчала. – Она не из наших. Мне не хотелось бы, чтобы вы всем цехом ее в вашу мясорубку закинули. Жалко.

– А вот это я тебе обещаю. Всем цехом не будем. Я к ней никого другого на пушечный выстрел не подпущу.

Даша курила. На лестничную клетку вышел отец.

– Данька, ну ты же обещала!

Она вздохнула.

– Иду, пап. Заходи обратно, тут холодно. Сейчас иду.

Ушел. Не удалось ей незаметно проскользнуть. Теперь беспокоиться будет. Сама виновата. Она никогда не курила на лестнице, да что там, она вообще не курила. Очень редко, только в исключительных случаях. Но сегодня на улице слишком морозно, лень было одеваться и туда тащиться. Она затушила окурок в чей-то пластиковый стаканчик – импровизированную подъе́здную пепельницу. Поднялась и юркнула в квартиру. Зашла в отцовскую комнату. Он сидел на диване. Монитор компьютера еще не погас. Значит, поговорить хочет, раз к работе не вернулся. Села рядом.

– Ты же обещала!

– Пап, я не курю.

– А что это на лестнице сейчас было?

– Исключение из правил. Просто был трудный день.

Он обнял.

– Даня, не падай духом. Изменения небольшие. Всё будет хорошо. Ты должна быть стойкой. Тебе не привыкать.

Отец решил, что она из-за этого сейчас курила. Наивный… Но Даша не будет его разубеждать. Так пусть и думает.

– Знаю, что небольшие. Но всё же тенденция к ухудшению. Впервые за пять лет. Радует не очень.

– Ты же всё знаешь и готова к этому. Изменения будут, такая болезнь. Главное, что нет сильного развития.

– Знаю. Только вот не могу перестать думать о том, что мне еще только двадцать пять. Страшно становится, как представлю, что к сорока годам могу начать на части крошиться.

– Ну что ты?! К каким сорока? Не преувеличивай. Твоя болезнь почти ни у кого так быстро не развивается.

– Почти… Какое ласковое слово!

Отец вздохнул.

– Да нет, пап, не парься. Это шутка была. Просто вышло немного грустно.

– Тогда что тебя так беспокоит?

– То, что крошиться ни к какому возрасту не хотелось бы. Ни к сорока, ни к шестидесяти. Что может быть хуже, чем стать для кого-то бременем…

Отец погладил по голове.

– Это нормально. Ты же не можешь быть бесстрашной во всём!

– И еще страшно, когда вспоминаю о том, что такая больная я никогда никому не буду нужна.

Отец отстранился и посмотрел в глаза.

– Да-аш? Ты чего это? А?

Она в глаза не смотрела.

– У тебя после Андрея таких загонов больше вроде не было.

– Да так, просто в голову пришло, как результаты увидела.

Отец взял за руку.

– Посмотри на меня, Данюш!

Она подняла глаза.

– Ты не настолько больна, чтобы тебе такие мысли в голову лезли, поняла? Все люди чем-нибудь болеют. А ты еще их всех переживешь!

Она улыбнулась. Но грустно.

– Что с тобой? Ты влюбилась, что ли?

Даша улыбнулась шире. И уже не так грустно.

– Почему сразу влюбилась?

Отец немного прищурился.

– Данька, я тебя как облупленную знаю. Ты не загоняешься. Нет у тебя такой привычки. Но исключение было. Только раз. С Андреем.

– Ладно, пап, я пойду. Мне завтра снова на работу, если что.

– Ты не ответила. Он тебя, что ли, нашел?

Даша поморщилась.

– Расслабься, пап. Всё под контролем.

Отец покачал головой.

– Он тебя нашел!!! И как я сразу не догадался? Не просто же так ты сегодня домой вернулась! Больше нет смысла скрываться? Даша… Неужели ты всё еще по нему сохнешь? Это ненормально! Он же тебе столько вреда причинил, как ты можешь? Где твой характер?

Даше не захотелось даже отшучиваться: