– А как насчет чая… Можно прийти?

– Приходи.

– Минуть через пять.

– Давай, а я пока заварю.

Когда он вернулся, они сели за круглый стол, на котором стояли чайник и тарелка с печеньем.

– Как ты здесь оказался? – спросила Дайнека, поставив перед ним кружку с горячим чаем.

– В смысле?

– Я – про кино.

– Обычная работа. Деньги платят, и ладно.

– Ну, не скажи, – улыбнулась она. – Кино – это круто.

– Первую неделю, от силы – месяц. Потом привыкаешь. Варенье у тебя есть?

– Забыла! – Дайнека достала из холодильника и поставила банку с вареньем на стол. – Слушай, а кого играет Полежаева?

– Любовницу пианиста. – Сергей положил в кружку варенья и облизнул пальцы. – У нее сегодня последний съемочный день на этой площадке. Скорей бы уж смылась – всем надоела.

– Характер плохой?

– Это мягко сказано… Истерит при каждом удобном случае. Костюмеров задергала. Гримерша от нее каждый день плачет. Была б моя воля, я бы ее ссаными тряпками выгнал… – Сергей поднял глаза: – Прости… Короче – поганой метлой. Незаменимая! Да таких, как она, – полно. Мало, что ли, в стране талантливых актрис? Так нет, что ни фильм, снимают одних и тех же.

– У нее – имя, – высказалась Дайнека.

– Только имя и есть. Таланта на три копейки.

– А мне она нравится.

– Осенью снимали в белорусской деревне флешбэк[6], – козырнув кинематографическим термином, Сергей скосил глаза на Дайнеку. – Полежаева играла юную героиню. Вот смеху-то было! Ну какая из нее девушка? Она же – старуха!

– А сколько ей? – поинтересовалась Дайнека.

– Сорок четыре.

– Да-а-а, – соглашаясь, протянула она. – Слушай, можешь провести меня на съемочную площадку?

– Зачем? – удивился Сергей.

– Очень хочется посмотреть.

– Думаешь, это интересно?

– Пожалуйста…

– Не знаю, попробую завтра поговорить.

– Может, сегодня?

– Сегодня уже не получится. Завтра давай. – Он посмотрел на часы. – О-о-о… Я пошел. Спасибо за чай.

– Номер моего телефона возьмешь? – с надеждой спросила Дайнека, провожая его до двери.

– Зачем? Если договорюсь, просто зайду.

– Слушай, я хотела тебя спросить…

– Ну?

– Позавчера в той квартире кто-нибудь был?

– Из наших? – спросил он.

– Из ваших.

– Исключено. Заехали только вчера. – Сергей распахнул дверь. – Ну, я пошел.

– Я буду ждать, – сказала Дайнека.

Всякая простуда протекает всегда одинаково: два дня с высокой температурой, потом неделя вялого прозябания, когда лежишь, потому что нечего делать, а встаешь только оттого, что нет сил лежать.

Дайнека чувствовала, что погружается именно в этот второй период заболевания. Невесомая слабость будто удерживала ее тело чуть выше кровати. Весь день она ничего не ела. Ее жалкие сорок девять килограммов могли съехать вниз, и тогда не избежать душеспасительной беседы с отцом.

Дайнека встала с кровати, пошла на кухню к холодильнику. Там отломила кусок колбасы, взяла круглую булку и вернулась в свою комнату. Поесть в два часа ночи – такая идея появлялась у нее не часто. Поставив тарелку, она села за письменный стол и вдруг услышала шаги прямо над головой.

– Неужели еще снимают… – пробормотала она, откусывая от куска колбасы и одновременно сдвигая в сторону разбросанные конспекты.

Дайнека заставила себя съесть все, что было в тарелке, и, когда встала, чтобы ее унести, снова услышала над головой голоса и шаги. Вслед за удаляющимися звуками она прошла в коридор, где-то наверху захлопнулась тяжелая дверь. Дайнека задержалась у дверного глазка: приникла, будто знала – сейчас что-то увидит.

Сначала на лестнице раздались шаги, потом на площадке появился мужчина, повернулся спиной, поднял правую руку, закинул голову, после чего двинулся вниз на первый этаж. Все произошло слишком быстро, Дайнека даже не запомнила, во что он был одет.