В этой связи привлекают внимание основательные международные исследования, проводившиеся под эгидой NBER и HIID. Можно сослаться на один из результатов, содержащийся в опубликованных работах. Правоприменение (law enforcement) в сфере защиты прав акционеров и кредиторов оказалось наиболее эффективным в группе стран со «скандинавским» типом гражданского законодательства (Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии). За ними следуют государства, характеризующиеся «немецким» типом законодательства, – Германия, Австрия, Швейцария, Япония и др. На третьем месте оказались почти 20 стран прецедентного («англосаксонского») права. Таблицу замыкают более 20 стран, тяготеющих к «французскому» (Наполеоновскому кодексу) типу законодательства (La Porta et al., 1998). Другие работы указанных авторов рассматривают влияние системы законодательства на характеристики корпоративного управления, эффективность функционирования финансовых рынков и др. Влияние различных правовых традиций на поведение участников хозяйственного процесса рассматривается также в ряде других недавно опубликованных работ (Oto-Perallas, Romero-Avila, 2014).

Со времени Великой депрессии все более активную дискуссию вызывает правовое обеспечение макроэкономической политики. К 1929-1933 гг. в ряде стран существовало немало законодательных ограничений, с которыми стакивалась деятельность центрального правительства и местных властей. Вследствие этого некоторые государства (власти штатов) смогли лишь с существенным запозданием перейти к активной кейнсианской стратегии.

До настоящего времени законодательные границы регулирования остаются объектом достаточно острой дискуссии. Характерен заголовок одного из исследований – Could Lawyers Stop Recessions? (Kelman, 1993). Влияние на правовые ограничения до настоящего времени обеспечивает законодательной власти значительные преимущества в противостоянии исполнительным властям.

Существенным при этом представляется следующее обстоятельство. Если в первые послевоенные десятилетия законодательные ограничения обычно представлялись некими старомодными пережитками, затеей «замшелых консерваторов», то сегодня не только теоретики, но и многие политики все чаще указывают на необходимость законодательных ограничений. Еще в начале 1970-х гг. нобелевский лауреат Дж. Стиглер предложил «экономическую теорию регулирования» (Stigler, 1971; Стиглер, 2017). Сопоставляя результаты правительственной деятельности с соответствующими издержками, он показал, что во многих случаях рыночные методы регулирования оказываются более эффективными и обходятся дешевле. На протяжении последних десятилетий ссылки на «провалы рынка» все чаще сочетаются с упоминаниями о «провалах государства». В подобной ситуации законодательные ограничения государственной активности все чаще воспринимаются как целесообразные и даже необходимые.

В этой связи можно сослаться на успех закона Грэмма – Рудмена – Холлингса (1985)[8], косвенно ограничивающего размеры бюджетного дефицита и устанавливающего предел федеральной задолженности. Примечательно, что на протяжении последующих 30 лет противникам закона не удалось добиться его отмены.

В сфере денежно-кредитного регулирования также можно наблюдать сходные акценты: влиятельные теоретики все чаще подчеркивают благотворную роль жестких правил, существенно ограничивающих возможности активной политики (Rules versus Discretion).

Тем не менее, насколько можно судить, макроэкономические аспекты проблемы до настоящего времени мало разработаны. Это связано с тем, что сама постановка задачи крайне сложна без предварительного подробного обсуждения самих исходных принципов исследования.