Кис словно размышлял вслух, монотонно выкладывая свои рабочие соображения. Алла согласно кивала со скучающим выражением на лице. Именно этого Кис и добивался: теперь, когда он увидел, что Измайлова отнюдь не собирается заводить разговор об убийствах випов (на что он было понадеялся), – теперь он готовился к броску и усыплял бдительность противника.

– Как удачно вышло, что вы меня пригласили, Алла Владимировна, – все так же монотонно бубнил Кис. – Признаюсь, я ведь сам собирался просить вас об аудиенции, – произнес Кис и подивился: он и не подозревал, что подобные обороты залежались в пыльном углу его памяти.

Она любезно удивилась:

– Да? И в связи с чем?

Нет, она пока не поняла, куда намерен завести ее детектив; она пока лишь начала смутно подозревать, что он, может, давний поклонник ее таланта, хотел попросить у нее автограф…

– Вы ведь знаете, что сейчас происходит? – простодушным тоном спросил Кис. – Я имею в виду четыре убийства высокопоставленных персон из необычного оружия при помощи отравленной иглы.

– Знаю, – голос Измайловой вдруг сделался холоден. – Газеты читаю.

Ага, она все еще не догадалась. Уже почуяла, что речь вовсе не об автографе пойдет, ей это не нравится, она немного напряглась, но еще не догадалась. Ничего, у нас в запасе еще шаг-другой, а если понадобится, то и бросочек сделаем, за милую душу сделаем.

– Так что вы понимаете, что у меня к вам встречный интерес…

Ну что, сдаст позиции? Вдруг сейчас скажет: представьте, я была с ними со всеми знакома…

– Нет, – неприязненно отрезала Алла, – не понимаю. С какой стати?

Алексей откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее в упор. Измайлова сидела прямо, пожалуй, слишком прямо, слегка откинув голову назад; глаза ее приобрели легкий презрительный прищур, а контур губ тронуло выражение брезгливости.

«Н-да, лихо ты разбежался, голуба, – мысленно съехидничал самому себе Кис, – понадеялся на легкую победу… Ох, не верь актрисам, не верь! Эта чарующая любезность, эта женственная мягкость улыбки, эта грациозная поза, которая, презрев разницу лет, предназначалась женщиной мужчине, – все это роль, всегда роль, всего лишь роль. Ну что ж, дорогая богиня, вы не оставили мне выбора, придется-таки делать бросок, у меня для вас приготовлена тяжелая артиллерия, не взыщите уж».

Алексей вытащил из папки стихи. Молча положил перед ней. Подождал, пока она наденет очки и возьмет лист в руки.

– …Июнь, как скульптор, лепит груди… – негромко сопроводил он вслух бег ее глаз по строчкам.

Измайлова резко отбросила листок и сняла очки. Вопросительно-холодный взгляд на детектива.

– Эти стихи посвящены вам? – почти утвердительно спросил Алексей.

Она колебалась. Она не знала, что известно детективу, и потому, боясь попасть впросак, не могла решить: признаваться или отпираться. Но Кис уже понял, что не ошибся: ей стихи посвящены, ей!

– Откуда они у вас? – с деланым равнодушием спросила Алла.

– А.И. – это вы?

– Не исключено.

Тогда Кис вытащил фотографии. Ткнул пальцем.

– Это вы. Вот здесь, смотрите, ваш муж в компании практически тех же людей. Здесь вы вдвоем с мужем – и те же лица. Вот открытка с вашим портретом, «…настоящему русскому меценату…». Взгляните на эту фотографию у реки: двое мужчин, двое недавно убитых, депутат и банкир, смотрят в объектив фотоаппарата. Снимающего не видно, но эти два мужских взгляда устремлены, несомненно, на женщину, – на женщину, которая обоим сильно нравится. На вас, верно?

Она не желала следить за указующим пальцем детектива, она смотрела невидящим взглядом поверх разложенных перед ней фотографий, куда-то в область колен Алексея, отчего ему захотелось немедленно проверить, нет ли там, случаем, какого пятна.