Дзинь, вывернулась я из настырных объятий. Дзинь, сознание врезается назад в тело. Дзинь, низ живота пронзает резкая боль, возвращая в реальность. Нифига себе с духами пообщалась, ругаюсь я сквозь зубы, чувствуя, как мокнут бельё и платье, как от слабости дрожат руки и кружится голова.

– Дружок, Прасковью приведи. Срочно! – выдохнула я и привалилась к стене, стараясь не потерять сознание. Удивительно, но даже в таком состоянии я услышала беспокойство тех, кто меня довёл до такого. Они метались вокруг: вода плеснулась, ударившись волной в настил; ветви в кустах закачались, словно кто-то пробежал; ветер прохладой в лицо дунул, не давая забыться. Надо же, волнуются. – Успокойтесь, не гневаюсь я. Позже поговорим. Наберусь сил, и поговорим.      

Сознание я всё же потеряла. Открыв глаза, не могла понять, где нахожусь. Сумрачно, потолок низкий, постель явно не моя. Прислушалась к себе. В ушах звенит, тело вялое, как медуза, живот болит, хоть и не так остро.

– Очнулась?

Умеет моя подруга выказать заботу таким строгим голосом, что мгновенно понимаешь – лучше было не болеть. Закрываю глаза, дабы оттянуть выговор за легкомыслие, излишнюю самоуверенность и… Да, Прасковья не Глафира, легко найдёт причину, за что попенять.

– Не притворяйся. Вижу, ты уже пришла в чувство. Пить хочешь? – сильными руками помогла приподняться, пиалу с питьём придержала, волосы с лица убрала, подушку поправила и только после этого спросила: – Совесть у тебя есть?

Задумываюсь. Если честно и положа руку на сердце, то в прошлой жизни я этой опцией души редко пользовалась. Тогда у меня другие приоритеты были: влияние, власть, деньги. А с такими понятиями совесть плохо уживается.

В новой жизни, приняв решение измениться, выбрав для себя другие ценности и иное поведение, всё равно не задумывалась о совести. О добре, справедливости, любви и дружбе думала, а о совести нет.

Как-то нужды не было.

Если разобраться, что такое совесть? Внутренний судья. Способность, которая, опираясь на внешние, то есть чужие нравственные нормы, вынуждает линчевать самою себя. Ну или как минимум заставляет мучаться чувством вины. А может, просто изначально не делать так, что потом стыдно будет? Подумать о последствиях, договориться с собой «на берегу».

По мне, взывание к совести это чистой воды манипуляция. Поэтому честно отвечаю:

– Я не считаю себя виноватой. И, пожалуйста, позови Хайдара.

Морщась от боли и неприятных воспоминаний – подводная вонь всё ещё стояла в носу – рассказала о том, где искать труп жены мельника.

–  Духи очень просили избавить их от покойницы, – объясняла я необходимость неприятной работы. – Иначе будут гневаться и вредить.

– В полицейское управление напишите. Они мага-пространственника пришлют, – подсказала Прасковья, видя, как побледнел от страха староста. – Он поможет извлечь тело и переместить до могилы.

Чего уважаемый Хайдар боялся больше – духов или возни с раскисшим от долгого лежания в воде трупом, я вникать не стала. И то и другое неприятно.

– Бабушке записку послать надо, – умоляюще посмотрела на подругу.

– Опомнилась, – фыркнула та в ответ в своей излюбленной ехидной манере. – И записку отправила с мальчишкой, и ответ сын Абяза с полной корзиной самого необходимого принёс. Можем здесь недели полторы безбедно жить.

– Я думала, мы к вечеру домой вернёмся… – уныло протянула я.

– Пешком ты не сможешь – сил не хватит. А на повозке растрясёт так, что я потом вся на твоё восстановление потрачусь. Поэтому спи здесь.

Утро вечера мудренее.

3. Глава 3