Небывалые для той поры морозы вдруг побили посевы на полях, а над могилой Отрепьева показывались странные огни, слышались звуки бубнов и пения. «Бесы расстригу славят», – шептались москвичи. Тело самозванца немедленно достали из-под земли, сожгли, смешали пепел с порохом и выстрелили из пушки в сторону Польши, откуда тот явился…
Инокиня Ольга была обласкана Шуйскими. Прах ее родителей и брата торжественно перенесли из убогого монастыря в Троицкую лавру. Она ехала за погребальной процессией в закрытых санях и громко рыдала.
По сему случаю она изъяла из тайника, известного ей одной, память об Иоанне Шлезвиг-Гольштейнском – загадочный «трофей», который увезла во Владимирскую Княгинину обитель…
Москва. Наше время
Матвей оторвался от чертежей и взял трубку.
– Куда ты пропал? Антонину Федоровну убили! – сообщила Астра. – Соседку Ульяны Бояриновой! Ты где?
– У себя в бюро…
– Теперь у нас есть труп! – сердито провозгласила она. – Дождались!
– Я ничего такого не ждал…
Он отодвинул бумаги и взглянул на часы – скоро обед. В окна его кабинета било солнце, под потолком монотонно гудел кондиционер. На улице, вероятно, жара. Какой труп?
– Только что позвонил Тарханин, сказал, что тетя Тоня умерла – скатилась с лестницы в темноте и разбила голову, – тараторила Астра. – Та самая старушка с первого этажа! Горелкина! Помнишь? Она еще поила меня чаем и…
– А-а! Ну, да. Ее фамилия Горелкина?
– Он считает ее смерть насильственной. Тетя Тоня давно жила рядом с Бояриновыми, знала покойную мать Ули и ее саму с детства. Игорь Сергеевич обвиняет нас в том, что мы опоздали. Кто-то убрал опасного свидетеля.
– Свидетеля чего?
– Понятия не имею… – призналась она. – Мне надо было не дома сидеть, а ехать на Тихвинскую, наблюдать за этой Ульяной, настоящей или мнимой. А ты запретил!
– И не жалею, – отрезал он. – Ты бы и старушку не спасла, и себя под удар подставила.
– Тарханин целые сутки молчал, надеялся от меня услышать трагическую новость. Потом не выдержал и позвонил. Спросил, чем я занимаюсь. А я торчу в четырех стенах без всякого толку! Как будто ответ придет сам собой.
На самом деле Астра иногда предпочитала размышления действиям. Хаотичные движения еще больше все запутывают – такая тактика скорее подходит преступнику, чем сыщику. Дичь петляет, охотник идет по следу. Но если след потерян, лучше остановиться и подумать.
– Ты не обязана дежурить у подъезда госпожи Бояриновой.
– Знаешь, какая мысль не дает мне покоя? Что Антонину Федоровну убили из-за меня! Кто-то увидел нас вместе и решил не рисковать. Однако, в чем же риск, не пойму?
– Постой… Может, старушка действительно упала с лестницы? В ее возрасте…
– Нет! Сдается мне, это не несчастный случай.
– А что говорят родственники? – вздохнул Матвей. – Полиция?
– Надо ехать на Тихвинскую. Давай, собирайся. Я жду.
– Не мешало бы сначала пообедать…
Но Астра слышать не желала о еде. Чувство вины лишило ее аппетита. Молодое лицо девушки в военной форме с санитарной сумкой через плечо стояло у нее перед глазами. Надо было пройти всю войну и вернуться невредимой, чтобы стать жертвой какого-то негодяя…
Сын Антонины Федоровны произвел на Астру отталкивающее впечатление: закормленный розовощекий толстяк безуспешно пытался изобразить скорбь. Его жена, крашеная брюнетка с недовольным лицом, одетая во все черное, фальшиво заламывала руки. Двое их детей-подростков жались в углу на диване, исподлобья поглядывая на гостей. В квартире царил дух смерти – пахло еловыми ветками и ладаном, зеркала были занавешены. У фотографии покойной горела желтая церковная свечка.