Патрик Бронте был поражен до глубины души и крайне подавлен безысходностью сложившейся ситуации. Мысль, что его бесценная Мария обречена, никак не укладывалась в его сознании. Почувствовав, что бессмысленная борьба рассудка с душевными муками становится невыносимой, мистер Бронте снял с полки свое старое охотничье ружье, устремился на улицу и, отыскав потаенный уголок, получил наконец возможность выпустить на волю свои исполинские душевные муки. Следуя не совсем обычной для человеческой природы склонности, уступающей в данном случае скорее некоему живому инстинкту, мистер Бронте интенсивно и громко выстреливал в воздух, и, найдя в сем странном занятии верный способ снять раздражение, с этих пор стал частенько прибегать к избранному средству.

Со времени болезни миссис Бронте в стенах скромного пасторского дома поселилась печаль – тихая, но глубокая, и дух угнетающей безысходности затаился в сердцах всех его обитателей. Жена хозяина нуждалась в полном покое и постоянном присмотре. Патрику Бронте пришлось строго запретить своим детям заходить в комнату матери. Одна пожилая женщина, постоянно посещающая приход преподобного Патрика Бронте, куда вследствие своей фанатичной религиозности неизменно пребывала из соседнего городка Бэндли, прослышав о том, что супруга пастора нездорова, с готовностью согласилась на время переехать в дом мистера Бронте, выразив искреннюю надежду быть полезной его семье. И она была непреклонной в верности своим обещаниям: дни напролет просиживала возле кровати миссис Бронте, ухаживала за ней, исполняя малейшие капризы хозяйки.

Как ни опечален был Патрик Бронте болезнью своей супруги, все же природная предусмотрительность и осторожность не оставила его даже в столь тяжелое для всей семьи время. Следуя совету местного лекаря относительно соблюдения особой диеты, подразумевающей отказ от каких бы то ни было мясных блюд и вообще резко ограничивающей потребление всякой пищи, хозяин вскоре усвоил привычку обедать в своем кабинете и уже никогда не изменял ей.

В остальном суровые, мрачные будни текли своим чередом. Преподобный Патрик Бронте продолжал без устали трудиться в своем приходе. Он самым скрупулезным образом исполнял свои повседневные обязанности, составлявшие подготовку и чтение проповедей, ведение приходских служб, а также регулярные посещения больных и умирающих.

Детей своих мистер Бронте поручил заботам служанок. Хозяин велел им постоянно сопровождать своих пятерых дочерей и сына на обязательные прогулки, обеспечивать всем необходимым, отдав особое распоряжение сведущим в грамоте Нэнси и Саре обучать чтению и письму старших детей, заявив о своем намерении лично контролировать, насколько они будут продвигаться в занятиях. С присущей ему непреклонностью хозяин неукоснительно исполнял свои обещания и, присоединяясь к обыкновенным семейным завтракам, с непринужденной легкостью беседовал со своими старшими дочерьми на самые разные темы, непрестанно зондируя глубину их знаний.

И мистер Бронте был вполне удовлетворен успехами детей, их постоянной тягой ко всему новому. Его дочь Мария за минимальный срок успела настолько продвинуться в развитии, что, к немалому удивлению и огромной радости ее отца, в свои шесть с половиной лет могла читать по-английски не хуже, нежели иные капризные и жеманные десятилетние девицы, начисто лишенные усидчивости и терпения и получившие свои скудные знания по элементарным дисциплинам только благодаря толстому кошельку богатых родителей. Патрик Бронте, при его весьма скромном заработке, никак не мог позволить себе такую роскошь, как содержание гувернантки, и потому на начальном этапе обучения своих детей решил отдать бразды правления в руки служанок. Теперь же, с огромным удовольствием отметив, что его дети уже достаточно поднаторели в своих навыках, мистер Бронте счел разумным предоставить возможность им самим пополнить багаж знаний, одновременно продолжая обыкновенные занятия со служанками, что в комплексе, по его мнению, должно непременно способствовать стремительному расширению их кругозора.