– Великолепно! Я просто кладезь премудрости, когда дело касается всякой руды. Например, знаю, что два никеля[1] составляют десять центов, а что касается бокситов, это что-то из области бокса. Нефть предохраняет двигатель, чтобы он не сгорел.

– Папочка один из самых разговорчивых людей на свете, – весело сказала она, – поэтому все, что ему необходимо, – это внимательный слушатель!

– Чем он занимается, помимо разговоров?

– Он играет на бирже. Спекулирует акциями, в основном в сырьевой отрасли.

– О’кей! Значит, мне надо терпеливо выслушивать папочку и каждый раз быстро вылезать из постели, когда в комнату зайдет Соня Шеппард. Что еще?

– Почему бы нам сначала не поесть? Отдай должное этим маленьким австралийским устрицам, Дэнни. Посмотри, как они аппетитно выглядят, так и жаждут быть съеденными.

Примерно через час официанты убрали остатки пиршества, и мы, насытившись, отползли от стола, опустошив за едой примерно четверть огромной бутыли шампанского. Я снова наполнил наши бокалы и уютно устроился в кресле, а Марсия растянулась на кушетке, поставив бокал с шампанским себе на живот.

– Который час, Дэнни?

– Начало девятого.

– У нас еще целый час до отъезда в аэропорт, – с довольным видом заметила она, – ты не боишься летать?

– Я не просто боюсь, боюсь до чертиков, – поделился я откровенно, – у меня агорафобия.

– Аго… какая фобия?

– Патологический страх открытого пространства.

– Тогда тебе должна понравиться Австралия! – хихикнула она. – А меня совершенно не пугают длительные полеты, конечно, до тех пор, пока капитан внимательно следит за приборами и держит руки подальше от юбки стюардессы.

Она села, не отрываясь допила шампанское, снова улеглась, выронив пустой бокал на пол.

Потом с наслаждением потянулась и зевнула.

– Я выпила шампанского ровно столько, чтобы проспать все время до Сиднея.

– Что касается меня, – мрачно заметил я, – не хватит проклятого шампанского со всего белого света, чтобы заставить заснуть в самолете.

– Обычные фобии не что иное, как легкие неврозы. Любой приличный психиатр вылечит тебя за несколько сеансов.

– Меня вполне устраивает моя голова в таком виде, как она есть. Я знал одного парня в Нью-Йорке, у него были страшные желудочные колики. Он долго страдал, и никто не мог его вылечить. Ну, он пошел к психоаналитику, и всего за тысячу баксов тот его вылечил. Оказалось, что этому парню приходилось сдерживать свой бешеный темперамент, подавлять вспышки гнева и раздражения. Это ему удавалось, чем он немало гордился. Но подавление естественных чувств вызывало стресс и выливалось в желудочные спазмы. Психоаналитик оказался совершенно прав – как только мой приятель узнал об этом факте и перестал сдерживаться, спазмы тут же прекратились.

– Но это же замечательно! – Кажется, Марсия неподдельно заинтересовалась моей историей. – Значит, у него больше никогда не было коликов?

– Никогда, – ответил я, – но теперь у него страшные мигрени.

Мы помолчали.

– Я была страшно потрясена, когда погиб Ральф, мой первый жених, – начала она монотонным безучастным голосом, – но постепенно успокоилась. А спустя год погиб Кевин, и вот это меня доконало. Понадобилось три сеанса в неделю в течение полугода, чтобы психоаналитик вытащил меня из ужасного стресса.

– Значит, он привел тебя в норму?

– Да, это ему удалось.

– Так для чего тебе понадобился еще и я?

Она медленно повернула голову и, окинув меня задумчивым взглядом, прикусила нижнюю губу.

– А ты не так глуп, Дэнни, хотя и не можешь вовремя увернуться от распахнутой двери. Ну хорошо, слушай. Доктор вытащил меня, но на это потребовалось много сил и времени. Когда я пришла к нему первый раз, то имела привычку заливаться слезами, стоило кому-нибудь сказать мне всего лишь «с добрым утром». Целыми днями я лежала в постели, мне не хотелось вставать. Доктор Лэйтон сделал много для меня, и я ему очень благодарна.