Я очнулся от воспоминаний первый:

– Но вдруг времена стали меняться: вылезла "Машина", потом – "Аквариум", а где-то в 87-м – уже кого только не было. И – все двери открыты. Рок – в фаворе. На экранах – "Асса". А я – выдохся. Я слишком привык быть в андеграунде. Вот тогда-то я и нашел тебя и притащил в команду. И наблюдал, как без меня вы сразу поперли вверх, словно балласт сбросили. А меня всего ломало: я хотел быть с вами, я хотел играть. Как мне было больно… Но "эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки…" Я и был – та севшая батарейка. Ром глядел на меня, не скрывая удивления:

– А ты не врешь?

– Зачем я тебе буду врать?

– А на вид-то ты всегда был – законченный мажор.

– А что мне оставалось делать: не можешь летать, умей хоть ползать. Чем я с успехом и занимаюсь.

– Но ведь у тебя в газете мазь круто пошла…

– Ты просто не в курсе. Я целый год маялся по редакциям. Ты понимаешь, мы ведь жили в своем замкнутом мирке. Что я знал? Немного – общагу, немного – казарму, а, в основном-то, – флэты, тусовки… Кому это все надо? И везде мне давали "от ворот поворот". Да и самого меня, кроме музыки, не интересовало ничего. Но я не ныл, как ты, я искал выход. И я нашел его. Я – с вами, я вновь нужен вам. Меня читают. Я не сдаюсь. Кроме того, у меня есть Ленка; она не бросила меня в самые трудные времена. А сейчас у меня есть еще дочь… Ром уставился на меня:

– Елки! Что же ты молчал?!

– А зачем, по-твоему я уезжал? Она очень плохо переносила последний месяц. Вот я и увез ее к матери. Потом – роды. Потом – надо было хоть немного помочь…

– Как назвал?

– Ленка назвала Настасьей.

– "Ленка назвала", – передразнил он. – Ладно уж, не темни, я прекрасно знаю, что у вас с Настей было до твоей женитьбы. Мне-то на все это наплевать, а вот ей будет приятно, что ты так назвал дочку. Тут он взял меня за запястье и глянул на часы:

– Слушай, мы с тобой заболтались, а через минуту я должен быть на сцене. Я подумаю над тем, что ты мне сказал. Может быть, ты прав, я действительно раскис. – Он явно оклемался. – После поговорим.

– Нет, я больше не собираюсь разговаривать на эту тему. Все ясно, по-моему. Ты должен взять себя в руки и вылезти из дерьма, в которое вляпался. Так что – давай. И передай Насте, что я зайду на днях – на чашечку кофе. Ром торопливо напяливал идиотский прикид, в котором работает второе отделение – сплошные кожа и железо.

– Слушай, – обратился я к нему напоследок, – я еще с Тошей хочу побеседовать. Ты хоть скажи, какую дрянь он тебе подсовывает?

– Героин, – бросил Ром, торопливо выметаясь из гримерки, – самого отменного качества.

Я обрабатывал очередной материал – репортаж с этого самого концерта «Дребезгов» в зале «России», когда в пятнадцать минут первого зазвонил телефон. Я не удивился: мне могут звонить и в три, и в четыре утра – стиль жизни. В трубке я услышал незнакомый женский голос:

– Алло, кто это?

– А кто вам нужен? – стандартно ответил я вопросом на вопрос.

– Слава богу, это ты, Коля. Только теперь я ее узнал. Но что у нее с голосом?

– Что с тобой, Настя?

Секунду в трубке были слышны только потрескивания. И вдруг – плач. Навзрыд. Я слегка опешил:

– Да что с тобой? Эй, ты что-то вспомнила, или Ром что-то натворил?

Только не нужно плакать. Успокойся.

Но она продолжала, и я начал злиться:

– Да хватит тебе реветь! Ответь, наконец, в чем дело?!

– Он… он умер. Я вздохнул облегченно. Истеричка. Так я и думал, что она ляпнет что-нибудь вроде этого. Что она, что Ром: два сапога – пара. Я, правда, их обоих люблю, но порой они все-таки достают меня. И я стал говорить с ней, как говорят с капризным ребенком: