– Начали!

Родитель атакует, как всегда, стремительно, рубящим ударом, развернув клинок к себе. Целит он под кисть правой, сжимающей рукоять сабли. Наученный горьким опытом, я успеваю опустить ее и отпрянуть назад, увернувшись от обратного замаха, нацеленного в горло.

Шаг в сторону – и, бросив вес тела в удар, рублю наискосок, по диагонали. Мой клинок встречает блок отца, второй удар от себя – и вновь тренировочная сабля не достигает цели, встретив на полпути свою точную копию.

Какое-то время мы упражняемся молча, оглашая площадку звоном сшибающихся клинков и хриплым дыханием. Сверху – блок… По горизонтали – блок… Снизу вверх – блок… Пока я умудряюсь сдерживать атаку родителя и даже контратакую, хотя скорее это он просто разминается. Что же, попробуем удивить!

Ударив по горизонтали от себя, встречаю вовремя подставленный блок, крутанув кисть, наискось рублю по выставленной вперед правой ноге. И кончик елмани[13] таки чиркнул по ноге отца!

Свирепо усмехнувшись, развиваю успех диагональным ударом сверху вниз… но в последнее мгновение родитель легко уходит в сторону, а его сабля коротко бьет сверху вниз по моей, направляя острие в песок. Легким движением кисти крутанув клинок, отец рубит шею сбоку, остановив тупое лезвие у самой кожи.

– Ты не мог бы так легко двигаться с подрубленной ногой.

– Хох! Некоторые воины в горячке боя не замечают даже смертельных ран, продолжая сражаться еще какое-то время. Поверь мне, я бы с легкостью отпрянул, а вот ты слишком увлекся кратким успехом.

– Мало кто способен фехтовать на саблях так, как ты, отец. Среди…

– Среди твоих друзей – прожигателей жизни, тратящих все время на пиры, балы и охоты, о да… Ты не найдешь среди них себе равного противника. Но в кочевьях торхов встречаются такие рубаки, словно рожденные в обнимку с саблей.

Упоминание о кочевниках заставило меня невольно поджать губы и посуроветь лицом. Проклятые выродки, отнявшие у нас мать…

Отец что-то прочитал по моему лицу. Жестом приказав Ласару удалиться, он хлопнул меня по плечу, направив к маленькой скамеечке, неизменно находящейся в тени.

– Тебя опять мучили кошмары?

Кошмары… Кошмар. Он возвращался ко мне все детство, много раз являлся в юности. Один и тот же – и, к сожалению, это была не фантазия ребенка и не выверты сознания, а настоящие воспоминания. Только несколько кусков, не дающих полной картины, но намертво врезавшихся в память.

«Беги!!!» – Заполошный, отчаянный женский крик… Это единственное воспоминание о матери, да и кто знает – она ли кричала и мне ли кричали? И все-таки как сын, не помнящий и никогда не знавший мать, я где-то в глубине своей души надеюсь, что это все же был именно ее крик – единственное сохранившееся о маме воспоминание.

Дикое ржание лошадей, ревущих в ночи словно демоны… Беспросветный мрак, в котором метались кричащие и отчаянно ругающиеся тени, слышался звон клинков и жуткие крики умирающих… Вспышка пламени, охватившего чей-то дом, – она вырвала меня из мрака, но все, что я увидел, это несущегося во весь опор ко мне торха с оскаленным лицом и занесенной для удара саблей…

А потом бесконечный бег, с надрывом сердца, бег, который нельзя было остановить – сзади я чувствовал стремительно приближающуюся смерть… Бег, секундная вспышка паники, вызванная тем, что мои ноги оторвались от земли… Короткое падение… А дальше…

А дальше я, как всегда, просыпаюсь. Упав ночью восемнадцать лет назад в какую-то расщелину, я потерял сознание и тем самым сохранил себе жизнь. Уже утром летучий отряд рогорцев с сыном барона Корга и горстка лехов моего отца нашли пепелище очередной разоренной деревни… И меня, единственного уцелевшего ребенка, по счастливой случайности оказавшегося похищенным ранее сыном барона Руга.