Натянув болеро, я метнулась к балетмейстеру попросить посмотреть номер, но вокруг уже кружили с десяток желающих. Раздражённо выдохнув, тряхнула головой. Нет, так нет. Может, удастся попытать счастья после репетиции.

В закулисье, как обычно, царила неразбериха. Осветители сновали туда-сюда, тянули какие-то кабели, рабочие таскали коробки, инструменты, спотыкались, грязно ругались и курили прямо под табличкой с перечёркнутой сигаретой.

Я всмотрелась в разметку, нашла свою позицию и поспешила туда. Мой партнёр, Костя уже стоял, раз за разом повторяя эпольман, за который неоднократно получал замечания. Небрежно махнув мне, он вернулся к делу.

Я задумчиво огляделась, нашарив взглядом Светку, которая пришла только что, и рассеянно махнула ей пару раз.

— Встали! — скомандовал балетмейстер.

Я встрепенулась и приняла нужную позу, поправив сползавшие гетры и заправив за ухо чуть вьющуюся прядь, выбившуюся из пучка.

Взгляд невольно метнулся в зрительный зал и тут же, словно зная, нашарил в одном из первых рядов Германа Игнатьевича.

Сердце тут же забилось, заметалось, будто я уже оттанцевала спектакль целиком.

И сразу же, несмотря на расстояние, безошибочно поняла, на кого направлен внимательный тёмный взгляд.

Он ведь сказал, что не придёт сегодня. Что-то изменилось?

Попыталась отогнать мысль, забить её другими, сосредоточиться на движениях и замечаниях.

Вдруг с меня будто сместился лазерный прицел. Герман, чуть склонив голову, перевёл взгляд на приму.

«В конце концов, ничего страшного не…»

Не успела мысль даже полностью сформироваться, как Галя, ойкнув, упала на середине фуэте и села, растерянно потирая коленку.

— Галя! — балетмейстер с раздражением хлопнул в ладоши, останавливая действие, — ты солистка или цапля колченогая?

— Началось… — напряжённо констатировал кто-то на задних рядах.

И действительно — началось.

Как по команде, труппа начала разваливаться на глазах. Тренированные артисты, танцевавшие не один год, путали ан деор и ан дедан, запинались о собственные ноги и начинали задыхаться после пары туров.

Я пока умудрилась ни разу не налажать, но когда Костя едва не уронил меня, неудачно сделав поддержку, забеспокоилась уже всерьез.

Балетмейстер разрывался, не успевая делать замечания, кричать и махать руками. Музыканты в яме недоумённо переглядывались, незадействованный в мизансцене кордебалет хихикал за кулисами.

Даже наверху, на лесах, что-то грохнуло, будто поддавшись атмосфере абсурда.

— На счёт «два»! — разорялся балетмейстер. Его полноватое лицо раскраснелось от гнева. — Раз, два! Что непонятного?! Раз, два, открываешь руки и сразу делаешь!

Бедная Галка уже не знала, куда деваться от стыда и недоумения. Остальные даже не злорадствовали: настолько необъяснимым и одновременно привычным зрелищем они наслаждались каждый раз, когда…

Я бросила в зрительный зал косой взгляд. Так и есть — сидит с невозмутимым видом. В как всегда безупречном костюме и наверняка дико дорогих ботинках.

Рассмотреть лицо, разумеется, возможным не представлялось из-за расстояния и освещения, но отчего-то вдруг подумалось, что Герман всем этим… наслаждается.

— Эльтова! — услышать свою фамилию оказалось полной неожиданностью. Я недоумённо дёрнула головой. Балетмейстер жестом подозвал к себе и указал на Галино место. — Вставай на первую линию. С начала ещё раз!

Хлопнув, он отошёл на пару шагов. Вступила музыка, и я, ошарашенная перестановкой, едва-едва успела сориентироваться и встроиться в партию.

Я содрогалась внутренне каждый раз, когда делала тур, сисон увэрт или жете, но всё вроде бы шло гладко… для меня. Кордебалет спотыкался, всхлипывала обиженная Галя, кто-то то и дело ойкал, ахал и резко выдыхал.