Ты почему не сказала, что знаешь нашего отца? – больно растирая мне ноги, спросила старшая дочь Ивны.

Кто-то положил мне на лицо мокрую ткань, лицо защипало, а меня вынули из ванны, завернули в одеяло и уложили на узкую кровать.

Чего от тебя герцог хотел? – спросила Ивна. – Ну же, говори, о чём был договор? – Я ей не ответила, и тогда домажка повернулась к беременной девушке.

Так, что ты слышала, уродина? – ударила она девушку, и та противно заверещала.

Он сказал, что, если она вырастет красивой, то он возьмёт её в семью, и попросил лорда кормить Валлери побольше, – голосила та, а я куда-то провалилась.

***

– Очнулась, – выдохнула Ивна, увидев, что я открыла глаза.

Надо мной стоял старичок и производил непонятные пассы руками.

Не переживайте, госпожа, девушка – сильная домажка, – успокоил он её.

«Скорее всего, лекарь Каризало», – решила я, а старичок, увидев, что мне уже лучше, протянул руку к Ивне. Женщина вложила в неё увесистый мешочек с гербом Каризало – точную копию того, из которого давала мне деньги Маргарита.

– Берегите себя, – улыбнулся он мне, вставая и убирая мешочек с монетами.

Лекарь, распрощавшись, ушёл. Ивна, переваливаясь с ноги на ногу, подошла к кровати и, усевшись на стул, изучающе посмотрела на меня.

Ты чего, совсем глупая? – спросила она. – Чего не сказала, что с тобой Винсент говорил? Я-то решила, что братья всякую шваль в дом тащат. Они вон какие красавцы, от них каждая тварюшка прижить готова.

Я отвернулась к стене – с этой женщиной мне говорить не хотелось.

Ты нос от меня не вороти, – вкрадчиво, посоветовала она, – сейчас-то тебе ребёнка сделают, а потом и забудут! И от меня зависеть будет: или ты тут останешься, или кому в подарок пойдёшь.

Я не стала ей отвечать, про себя думая: «Марго меня предала из желания стать домажкой герцогов! Ну, что же, если у неё это получится, то она сама себя и накажет».

Ивна тем временем продолжала расписывать моё будущее.

Ты девушка хоть и худая, но смелая, – разглагольствовала она, – ничего, откормим, жизни научим, станешь, как конфетка. Может, ещё и моему Эндрю домага родить сможешь, – я в ужасе повернулась к ней.

А чего ты хотела? – развела она руками. – Уж коль деньги выплатят, так и отрабатывай.

Ни герцогам, ни вашему Эндрю я рожать не собираюсь, – отрезала я.

Ну так ничего, заставят, – елейно улыбнулась мне домажка, – впервые, что ли.

Я, не веря своим ушам, уставилась на неё, а она поднялась со стула и, пройдясь туда-сюда, начала шёпотом перечислять своих детей. Закончив, посмотрела на меня и рассказала:

Всего живых детей у меня семнадцать, – я не знала, что страшнее в её фразе: число семнадцать или слово «живых», но переспрашивать не стала.

– Самый сильный, конечно, Эндрю. Это я слишком долго к себе герцога не подпускала. Рожать надоело. Вот я то больной скажусь, то в комнатах запрусь и не выхожу неделю. Винсент со злости даже какую-то домажку прибил, и потом на меня всю энергию выплеснул. Несколько дней из покоев не выпускал, вот поэтому Эндрю и получился самый сильный.

А остальные дети у вас слабые? – переспросила я.

Какие слабые, а какие и посильней. Всё зависит от мага и его желания, – грустно сказала она, – меня вот к источнику в шестнадцать лет Винсент приволок. Он после истории с королём и Аронадаром решил не брать домажку из школы.

Она посмотрела на меня, вздыхая и вспоминая что-то своё.

Меня родители прятали, а он красавчик был, вот я и выбежала из дома – на него посмотреть.

Женщина замолчала, погладив себя по животу, и, убедившись, что я слушаю, продолжила: