Меня словно ударили под дых. Я и слова-то такого не знаю. Но рак – это точно другое. Моя жена сейчас реально дрожит, словно замерзла. Ее грудь - это же, это же драгоценность, особенно сейчас для наших мальчиков! Я испугался этого мастита, похоже, даже больше, чем дурацкого вируса, и ДТП, и других ужасов, что иногда случаются в жизни.

Я тоже внутренне дрожу. Смотрю – Оля опять кутается в шарф, поверх блузы. Похоже, это я ее вчера застудил. Дурак, скотина! А перед этим Козлова, коза водой облила. И мужик ножом размахивал, морально травмируя. Федя, похоже, был прав: рано я притащил Олюшку на работу.

Зря я расслабился, решил, что все хорошо; не уберег. Что теперь будет? Как это лечится? Ей же сейчас никаких серьезных лекарств нельзя – антибиотиков и так далее - знаю, что они сразу окажутся в грудном молоке. Если оно вообще будет. Неужели наши дети опять станут кричать от голода?!

Стараюсь взять себя в руки.

- Знаешь, что? – говорю бодрым голосом. - По-моему, ты свою миссию на заводе выполнила. Вовремя обнаружила, что нужно, и даже бывшего экономиста помогла вывести на чистую воду, приняла удар на себя. Спасибо тебе большущее. Дальше мы уже сможем разобраться сами. А тебе, дорогая молодая мамочка, необходимо быть дома, в тепле и покое, принимать витамины и все такое прочее. Собирайся, я тебя отвезу.

Она не спорит, вообще не отвечает. Похоже, ей реально не особо хорошо. Я складываю в пакет ее немногочисленные личные вещи, последними пристроив мягкие домашние шлепанцы. Помогаю надеть шубку. Выходим. Вдруг Федя звонит.

- Чего тебе? – выдаю сквозь стиснутые зубы, отвернувшись от Оли.

Плакать хочется.

- У проходной подозрительная движуха, - сообщает, хотя его окно выходит на другую сторону. - Какие-то желтые СМИ, телекамеры, пара студийных автомобилей. Отправить начальника охраны, чтобы отогнал?

- Не надо. У нас не Сирия. Сам разберусь.

Выходим. Парочка охранников все же стоит на крыльце. У меня в правой руке сумка, Оля слева держится за мой локоть. Спускаемся со ступеней. Вдруг в ближайшем автомобиле отодвигается дверца салона, и несколько парней вытаскивают из него что-то тяжелое.

Тут из-за машины ко мне бегут гурьбой какие-то грязные дети, что-то канюча то и дело шмыгая носами. А из-за них парень выкатывает инвалидное кресло, в котором восседает Светлана Козлова в мини-юбке и огненно-красных лакированных лабутенах - с платформой под передней частью стопы и каблуком сантиметров пятнадцати в высоту, не меньше.

Ее левая лодыжка перетянута эластичным бинтом. Как я понимаю, красные туфли-копыта на подставке инвалидского кресла – именно то, что нужно, чтобы привлечь внимание к "ужасной" травме. Народ, кстати, стал подтягиваться – обеденный перерыв начался, а не каждый день у проходной шоу с участием гендиректора показывают. Позорище. Замечаю, что нас снимают на камеру. Нет, так дело не пойдет.

Любовь СМИ – это что-то эфемерное. Никогда нельзя быть уверенным, что она не закончится в следующую минуту, если кому-то станет выгодным обратное. У Эрики и Карла был иммунитет, потому, что на все мало-мальские события они приглашали журналистов сами. Своих, прикормленных, конечно же, оказывая им спонсорскую помощь.

Последний месяц, после страшной смерти моей первой жены и необходимости соблюдать тайну, мы старались избегать журналистов. И вот результат - оголодавшие труженики пера и фотоаппарата посетили нас сами. Те или другие, я их в лицо не знаю. По своей инициативе прибыли или же их нанял и послал кто-то – вопрос.

Они смогли смоделировать и раздуть спектакль из крошечного факта – Козлова, разворачиваясь в кабинете Ольги, вроде бы подвернула ногу и посетила травматолога. Даже представить боюсь, что будет, если эти шустрые журналюги каким-то образом разнюхают про наши задумки с Центром планирования семьи.