Ест с аппетитом, то вилкой, то большой ложкой; не спрашивает, из какого именно мяса и где купила. Мечта, а не муж. Наливаю в высокие стаканы компот из земляники — недозрелые ягоды нормально подошли, считаю. Хотя к блюдам на столе лучше подошло бы спиртное.

Денисов ест, поглядывая на меня, и временами улыбается, облизываясь, словно сытый кот. Я протягиваю палец и осторожно снимаю с уголка его губ крупинку желтка. Хватает мою руку и чмокает, прежде чем отпустить.

— Что-то голод никуда не делся.

— Тебе не понравилась? — шутливо ужасаюсь я, напрашиваясь на комплимент.

— Это не вкусно... а ОЧЕНЬ вкусно, — подхватывает игру он.

Уф, а я уже чуть было не запаниковала.

— Я сытый и довольный. Теперь проси, что хочешь.

Молчу. Он и так знает все, что мне нужно.

Тянется рукой к аудиоцентру и, почти не глядя, включает. Максим поет что-то про любовь. Счастливую, надеюсь. Игорь ставит передо мной компот:

— Брудершафт?

Радостно киваю. Сплетаем руки и одновременно пьем мелкими глотками кисло-сладкий ароматный напиток. Игорь ставит недопитый стакан, осторожно высвобождает руку:

— Иди ко мне.

Усаживает меня на колени, обнимает, тискает с жадностью, с ревностью собственника. Чувствую себя маленькой и слабой, прижимаюсь к его горячему плотному телу, шарю ладонями по груди. Он, похоже, воспринимает мои движения как предложение раздеться.

Стягивает через голову толстовку, а под ней только он сам и есть. Какое тело! Огромные бицепсы. Хорошо выделяются и другие мышцы, мощная шея, прямой разворот плеч.

Кожа гладкая, с легким загаром, практически без волос, только узкая полоска у пупка. Вспомнилось описание мужчины в восточной сказке: грудь, как серебряный щит. Точно про Денисова. Прижимаюсь щекой к этому великолепию и нащупываю застежку у себя сзади на платье. Останавливает:

— Я сам.

У меня опять сердечные американские горки. «Молния» на платье длинная, от затылка до копчика. Вжжик! Мурашки по телу.

Стаскивает с меня рукава вместе с лифом и ополчается на бюстгалтер, хотя он очень даже симпатичный, на мой взгляд. Справляется, отбрасывает лифчик и замирает, глядя на открывшийся вид. Потом осторожно накрывает ладонями мои груди. Смотрю, а в его глазах, в лице — блаженство.

Наклоняется и целует ложбинку между грудей, перебирает губами дорожку от нее к соску, слегка пробует его на зуб, отчего я подпрыгиваю. Очерчивает его по кругу языком. Переходит на второй сосок и зарывается лицом под грудь. Как будто больше ему от меня ничего и не надо. А я уже так готова...

Со стоном отрывается от меня и продолжает раздевать. Глаза шальные, лицо красное, как будто пьяное и счастливое. Платье из плотного бордового трикотажа стаскивает через ноги, заставляя переступать, и кидает в угол, как тряпку. Если бы он сейчас сказал, что любит, поверила бы.

Поглаживает талию, потом обхватывает ее большими ладонями; мне это очень, очень нравится — и точно так было во сне. У меня будто крылья вырастают. Одним движением приспускает колготки вместе с трусиками и целует пупок. Опускается на колени, тянет колготки книзу, гладит мои бедра, проводит руками по икрам. Руки, везде его руки!.

И все же он словно бы медлит. Вдруг останавливается:

- Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

- Нет. Я доверяю тебе, - шепчу.

Максим поет «Я не знаю, как рассказать, что что это лучшая ночь...»

14. Глава 14

Туфли сброшены, колготки стянуты и лежат живописной композицией на полу. Упрямые трусики, не пожелавшие соскользнуть в одно касание, двумя тряпочками падают рядом. Мне чуть-чуть страшновато. Расстегиваю заколку на волосах (пока ее не сломали) и распускаю волосы; больше на мне ничего нет, честное слово.