РАМИШ

Скоро будете приглашены на свадьбу! Бабуля наша, похоже, отдаёт богу душу! Тьфу-тьфу-тьфу!

Рамиш плюёт трижды через левое плечо.

РАМИШ

Мишка, конечно, суетится… Дурак! Разбазаривает наследство моих будущих детей!

На «моих детях» и Евграфов и Сытин уставляются на Кашину с ненавистью. Она, опешивши:

РАМИШ

Вы чего?!

26-51. ИНТ. РОДДОМ/КАБИНЕТ НАЧМЕДА. ДЕНЬ.

(БЕЛЯЕВ, ПАНИН, МАЛЬЦЕВА, СВЯТОГОРСКИЙ, МАРГО, ЕВГРАФОВ, СЫТИН, РАМИШ, ЕЛЬСКИЙ.)

Беляев за «головным» столом. Остальные – кто где (за «совещательным», на диване).

БЕЛЯЕВ

В роддоме ЧП!

Все прыскают – памятуя о Толике (кроме Сытина – он погружён в себя). Беляев всех грозно оглядывает: «не о том, сволочи вы!»

БЕЛЯЕВ

Профессор возжаждала взять поступивший сахарный диабет под своё крыло!

Беляев кидает выразительный взгляд на Панина и на Мальцеву – поочерёдно.

ПАНИН

Ночью у диабета торт отобрали! Нужен индивидуальный пост.

БЕЛЯЕВ

Вот и обеспечь! (к Ельскому) Что в отделении новорождённых?

ЕЛЬСКИЙ

Пятнадцать младенцев. Все в норме. Даже подтверждённый «даун». Только от него родители отказываются…

Беляев, кинув пристальный взгляд на Сытина:

БЕЛЯЕВ

Олег Андреевич, какие-то проблемы?

СЫТИН

А?.. Всё норм, Игорь Анатольевич.

БЕЛЯЕВ

Бросается в глаза. (Снова к Ельскому) Владимир Сергеевич, уговорите родителей забрать «дауна».

ЕЛЬСКИЙ

Врач не должен высказывать оценочных суждений и навязывать свою этику…

БЕЛЯЕВ

(перебивает) То врач. А мы – коллектив, роддом! И мы – должны!

Осекается о красноречивый взгляд Ельского. Обращается к Панину:

БЕЛЯЕВ

Семён Ильич, докторская нашей профессора посвящена вынашиванию при сахарном диабете. Постарайтесь с вашей! – Татьяной Георгиевной! – не оскорбить учёного.

МАЛЬЦЕВА

И снова не дать ей убить пациентку?

БЕЛЯЕВ

Все свободны. … Сытин, останьтесь.

Все выходят, Сытин сидит на месте, не шевельнувшись.

БЕЛЯЕВ

Разведка донесла: у Алины Михайловны глаза красные и руки ходуном. Что для нейрохирурга…

Сытин не реагирует. Беляев встаёт, подходит к нему, сочувственно похлопывает по плечу.

БЕЛЯЕВ

С бабами один метод работает: стой на своём. «Люблю-не могу-ошибся-прости!»… Что признался – дурак.

26-52. ИНТ. РОДДОМ/ИЗОЛЯТОР. ДЕНЬ.

(ЯКУЛОВА, МАРГО.)

Цыганке легче – физиологически. Лежит на спине, раздвинув согнутые в коленях ноги. Марго обрабатывает швы на промежности. Цыганка хмурая.

МАРГО

Что ты делала, что швы прорезались?! Неужто правда – ваш обычай?

ЯКУЛОВА

Какой?

МАРГО

Ну… Что после родов… надо заняться с мужем… мужчиной…

ЯКУЛОВА

Дикость какая! Ага, ещё мы воруем детей! …Глупости!

Кривится.

МАРГО

Но не всё же – глупости. Доктор, которого твоя бабуля юбкой по морде отхлестала – жене в измене признался. Дубина…

ЯКУЛОВА

Дубина был, если бы не признался.

МАРГО

Перестанут от него лампочки перегорать?

ЯКУЛОВА

Только если любимая простит. Или если он умрёт.

Она говорит это обречённо-спокойно. Марго смотрит на цыганку с удивлением. Тут до Марго доходит…

МАРГО

А как понять, кто любимая: жена или… та, с которой изменил?

ЯКУЛОВА

(твёрдо, зло) Если мужчина не может выбрать – он умирает.

26-53. ЗАЯВОЧНЫЕ ВИДЫ РОДДОМА. ДЕНЬ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОЧЬ.

26-54. ИНТ. РОДДОМ/ИЗОЛЯТОР. НОЧЬ.

(ЯКУЛОВА, САНИТАРКА ЛИЛЯ, СЛЕДОВАТЕЛЬ.)

Цыганка лежит на постели, повернувшись лицом к стене, лицо мокрое от слёз. Заходит санитарка Лиля, с ней – следователь.

САНИТАРКА ЛИЛЯ

С тобой поговорить хотят. Как себя чувствуешь?

ЯКУЛОВА

Нормально.

Поворачивается, хочет присесть. Следователь – с сочувствием.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Вы лежите, Виола. Лежите.

Кивает санитарке: оставь нас. Лиля выходит. Следователь берёт стул, ставит его у кровати, садится. Достаёт из кармана удостоверение, показывает в раскрытом виде. Она – без смеха, без удивления: