(СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН, АНЕСТЕЗИСТКА.)

Зильберман в коме, на ИВЛ. Следователь стоит, скрестив руки на груди, сверлит взглядом мертвенно-бледное лицо товарища.

ЭКРАННАЯ НАДПИСЬ:

«ЗАКЛИНАЮ ТЕБЯ, НЕБО, БОГА РАДИ ДАЙ ОТВЕТ: ТЫ ВРАЩАЕШЬСЯ, НО ЕСТЬ ЛИ В ЭТОМ СМЫСЛ КАКОЙ ИЛЬ НЕТ?» АВИЦЕННА. ВРАЧ, УЧЁНЫЙ, ФИЛОСОФ.

Анестезистка за столом, пишет, бросая на следователя недоумевающие взгляды, вертится на стуле, прочищает горло. Следователь не реагирует. Она возвращается к писанине. Он смотрит на старого друга, прокручивая у себя в памяти эпизод…

ФЛЭШБЭЕК. НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ НАЗАД

(СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН.)

Зильберман за столом, следователь – на «посетительском» стуле. У каждого на столе – по бокалу коньяка. Память следователя ставит момент на нарочитый повтор:

СЛЕДОВАТЕЛЬ

И ты наконец понял, что дорос до бога?!

На дне бокала следователя дымится плохо затушенный бычок – Зильберман выливает остатки коньяка из своего бокала – туда, – бычок с шипением гаснет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

И ты наконец понял, что дорос до бога?!

На дне бокала следователя дымится плохо затушенный бычок – Зильберман выливает остатки коньяка из своего бокала – туда, – бычок с шипением гаснет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

И ты наконец понял, что дорос до бога?!

СЕЙЧАС

(СЛЕДОВАТЕЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН, АНЕСТЕЗИСТКА, ЛИДВАЛЬ, ШОФЁР АНДРЕЙ.)

В реальность следователя возвращает шипение молоденькой анестезистки, очень похожее на шипение гаснущего окурка. Она у манипуляционного столика – порезалась, открывая ампулу. С её пальца капает кровь, она тут же прикладывает обработанную спиртом вату – и шипит ещё раз, от острой боли. Обращается к следователю. Чуть раздражённо, но с пониманием, и как все начинающие: преувеличивая свою опытность.

АНЕСТЕЗИСТКА

Вы уже сорок минут стоите. Я не могу покинуть пост, но если вы хотите что-то сказать – не стесняйтесь! Мы ко всему привыкли. Я и не слушаю.

Она отправляется в дальний угол палаты, к шкафу с медикаментами, начинает греметь инструментами, лотками и проч. Следователь садится на край кровати, склоняется вплотную лицом к лицу старого друга.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Ты не ветхозаветный человек, Пётр Зильберман. У ветхозаветного хватило бы мужества убить. И не новозаветный. У новозаветного достало бы мужества простить. … Чужими руками исполнить, на чужую душу повесить! А мне что делать, не подскажешь?! Как профессионал профессионалу!

Смотрит Зильберману в лицо, будто ждёт ответа. Разгибается. С гневом, с презрением. Интонационно – злой шут, скоморошествует, под конец реплики правой рукой вертит у Зильбермана перед носом.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Тьфу! Полжида ты и есть – полжида! И не убил! И покаялся! Чистенький?! Шиш!

Делает паузу. Серьёзен и мрачен. В палату заходят Лидваль в сопровождении шофёра Андрея. Следователь их не замечает. Склоняется снова к лицу Зильбермана и тихо чеканит:

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Девятый круг, Зильберман! Дно ада! Обманувшие доверившихся!

Уже подошла Лидваль – дотрагивается до спины следователя. Он поворачивается к ней, встаёт – она бросается к нему на грудь, со слезами (но без всхлипов, она баба выдержанная). Он её обнимает – как и положено хорошему человеку и другу. Но шофёр Андрей замечает его выражение лица, которое следователь не сразу успел изменить. Следователь закрывает глаза, и гладит Лидваль по спине. Затем отпускает, стараясь не смотреть ей в лицо – это не сложно, Лидваль тут же идёт к кровати. Следователь оказывается лицом к лицу с Андреем. Последний чует больше, чем хотелось бы следователю. Мгновение: глаза в глаза.