СЫТИН

Матерь божья!

Смеются. Сытин, пользуясь моментом, – к ней. Берёт за руки. Нежен:

СЫТИН

Скоро осень…

Она высвобождается. Равнодушно шутит, хотя понимает о чём он.

РАМИШ

А потом зима, ага.

Сытин смотрит укоризненно. Рамиш раздражается.

РАМИШ

Олег… Мы поженимся – и что?!

СЫТИН

Как – что? Семья.

РАМИШ

Где?! В общаге? Или в комнате моей лежачей бабуленьки?

СЫТИН

Живут же как-то люди. И до нас жили и…

РАМИШ

Я не хочу как-то! Я хочу нормально. Понимаешь?!

Идёт, он её догоняет.

СЫТИН

Когда любишь – всё нормально…

(ЗИЛЬБЕРМАН, РЫБА, ЧЕРКАССКИЙ, АНЕСТЕЗИСТКА.)

Зильберман и Рыба сидят на кровати, облокотившись на стеночку. У него в левой руке – рюмка коньяка, правой он гладит её косу.

ЗИЛЬБЕРМАН

Детка, я по тебе скучаю. Поедем в субботу на дачу…

В кабинет без стука заглядывает Черкасский. Зильберман не перестаёт гладить косу. (Все всё знают.) Рыба прекращает ластиться.

ЧЕРКАССКИЙ

Ой. Прости.

ЗИЛЬБЕРМАН

Перестань. Чего хотел?

ЧЕРКАССКИЙ

Заявочку на плановую.

Идёт к Зильберману с бумажкой. У того обе руки заняты. Он кивает на стол. Черкасский кладёт бумажку на стол. Зильберман выпивает рюмку, встаёт, идёт к столу. Читает бумажку.

ЗИЛЬБЕРМАН

Екатерина Алексеевна в курсе?

Черкасский кивает.

ЧЕРКАССКИЙ

Императрица была крайне недовольна твоим отсутствием на планёрке. Беляев волну гнал…

Зильберман хотя и благодушно улыбается (он тут ничего и никого не боится), но ставя на бумажке закорючку, говорит:

ЗИЛЬБЕРМАН

Вова, доносчику – первый кнут.

В дверь просовывается запыхавшаяся анестезистка.

АНЕСТЕЗИСТКА

Пётралексаныч, вас Игорьанатолич кричит!

Зильберман неспешно идёт на выход, напевая под нос. В кабинете остаются Рыба и Черкасский. Черкасский ей качает головой со слегка шутовской укоризной: «ай-яй-яй!» Рыба в ответ только презрительно хмыкает: «кто бы попрекал!»

(БЕЛЯЕВ, РАМИШ, СЫТИН, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, РОДИЛЬНИЦА, ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ.)

Родильница на столе. Этап: после извлечения плода. Беляев в панике. Сытин и Рамиш – перепуганы. Операционная сестра и Святогорский – молчаливо-укоризненны. Беляев орёт в сторону предбанника:

БЕЛЯЕВ

Петю позвали?! Мухи сонные! Баба под стол стекает!

Заходит Зильберман, прижимая маску к лицу. За ним – Евграфов.

БЕЛЯЕВ

Петя! Тут…

Зильберман заглядывает в рану.

ЗИЛЬБЕРМАН

Прекрасно-прекрасно. Матку затампонируй, иди обвивным, без Ревердена. Не гони в русло лишний тромбопластин.

БЕЛЯЕВ

(К Зильберману)Проассистируй! (интернам)Сдули отсюда нахер!

Рамиш и Сытин пятятся, перепуганные. Зильберман кидает на Беляева красноречиво-укоризненный взгляд, мол, не усугубляй.

ЗИЛЬБЕРМАН

Пошли мыться, Алексей Григорьевич.

Выходят из операционной. Беляев выдирает у операционной иглодержатель, который она уже готова была подать.

БЕЛЯЕВ

Фарабеф держи, дура! У меня всего две руки!

Операционная молча вставляет в рану указанный крючок.

(ЕВГРАФОВ, СЫТИН, РАМИШ, ПЕРСОНАЛ, ПОСЕТИТЕЛИ, ЛИДВАЛЬ.)

Евграфов и Сытин курят. Рамиш стоит рядом.

РАМИШ

Обложили ни за что ни про что! Из операционной выгнали! Лёшка, зато, и на пятом, и на первом!

СЫТИН

Беляев – псих!

ЕВГРАФОВ

Петя к столу – тишь да гладь наступила. Ваш Игорёк ещё и мочевой порезал.

РАМИШ

Третье вхождение в брюшную полость. И ас бы порезал!

ЕВГРАФОВ

Вот Зильберман его и ушил. Беляев орать: «уролога! уролога!» Он ему: «зачем сор из избы выносить?»

РАМИШ

Урологи не любят акушерские операции. Они для них сильно кровавые.(смотрит на Евграфова со значением) Урологи – они же такие изыыысканные… Яйцерезки!