Я закрыла книгу и потерла виски.

Недостаток сна, тревога, провоцируемая плачем ребенка, постоянное беспокойство за крайне хрупкое и столь требовательное существо, которое полностью зависит от тебя, – все это преображает еще неопытных родителей, вплоть до химического состава их крови, а также структуры и функций мозга.

Поэтому чистая радость, ничем не замутненное удовольствие от общения с ребенком – это фикция. Сам характер отношений, связывающих родителей с их чадом, требует от первых полной самоотдачи – в том, что касается времени и энергии, и это полностью изменяет отца и мать. Но точно так же и ребенку нужны и время, и энергия, чтобы вырасти.

Усталость и тревога неотделимы от истинного счастья отцовства и материнства.

Процесс воспитания ребенка нельзя свести только к получению чистой радости, отдав в механические лапы роботов все сложные, а подчас и неприятные аспекты, к нему относящиеся. К тому же большинство родителей не только не отказываются, но и желают пережить физические и неврологические изменения, сопряженные с отцовством и материнством.

Конечно, мне следовало хорошенько подумать, прежде чем приступить к этому проекту. Разве я отказалась бы от бессонных ночей и чреды обреченных на провал попыток создать и усовершенствовать удачную, готовую к реализации машину? Победа кажется особенно сладкой, когда ей предшествуют напряженный труд, усталость, а подчас и боль. Только тогда мечты о невозможном становятся реальностью.

– По собственному желанию или уволили? – спросила Эми, протягивая мне чашку чая. – Я сама приготовила. Исключительный вкус. А то роботы портят чай почти холодной водой.

Мой подпольный проект был закрыт. Как только я поняла, что у Пары нет будущего, я во всем созналась. Мои неоправданно рискованные опыты стоили компании немалых денег. Конечно, меня следовало уволить.

– Ни то ни другое, – ответила я, с благодарностью принимая чашку. – Меня перевели в другой отдел.

Эми приподняла бровь.

– У него пока нет названия, – пояснила я.

– И чем же вы будете заниматься?

– «Шака. Когда стены падут».

Поразмыслив мгновение, Эми улыбнулась:

– Понимаю. «Неизвестные в неизвестном».

– Это лишь одно из возможных имен, – кивнула я. – Другое – «Отдел деревенских мышей».

Мы рассмеялись.

Рон и Джек решили, что компании крайне важно иметь группу, которая сфокусировала бы свое внимание на новых и даже неожиданных перспективах развития. Вошедшие в нее художники, экологи, специалисты по вопросам этики, антропологи, культурологи, эксперты по проблемам окружающей среды и прочие сотрудники не имели никакого отношения к робототехнике. Мы оценивали новый продукт с точки зрения непредвиденных последствий его внедрения, собирали данные, которые помогли бы предусмотреть и предотвратить провал проекта (как в случае с моими крысами), и, в целом, действовать как некий корпоративный источник пессимизма, способный уравновесить излишний оптимизм инженеров. Мое имя в компании стало синонимом провала – так кто лучше, чем я, подходил для того, чтобы стать членом такой группы?

– Спасибо за то, что взялись за разбор обломков! – сказала я.

Эми отмахнулась.

– Мне всегда это удавалось – разгребать завалы, оставленные другими. Может быть, это потому, что я с самого начала сомневалась в успехе грядущего автоматического чуда? Но я с радостью возьмусь за доводку ваших крыс. Они классные!

– Я действительно наломала дров? – спросила я.

– Да не особо, – ответила Эми.

И принялась объяснять, что с благословения Рона и Джейка она взялась модифицировать и саму Пару, и ее программное обеспечение, чтобы адаптировать их к менее амбициозным целям – мой робот будет просто помогать переутомленным родителям, но не станет заменять их собой. Компания не планирует дарить родителям «чистую радость». Нет, роботы будут скорее «на подхвате», делая лишь то, о чем их попросят родители, и сразу же уходя в тень, как только нужда в них отпадет. Некоторые группы поддержки матерей, страдающих постнатальной депрессией, уже высказали интерес к этому проекту как средству обеспечения реабилитации своих клиентов.