С неимоверным трудом перетащил я к себе в крепость все свои богатства: провизию, оружие и прочее. Затем я поставил в ней большую палатку. Чтобы укрываться от дождей, которые в тропических странах в известное время года бывают очень сильны, я сделал палатку двойную, то есть сначала разбил одну палатку, поменьше, а над ней поставил другую, побольше, которую накрыл сверху брезентом, захваченным с корабля вместе с парусами.
Теперь я спал уже не на подстилке, брошенной прямо на землю, а на удобной подвесной койке, принадлежавшей помощнику нашего капитана. Я перенёс в палатку съестные припасы и всё, что могло испортиться от дождя.
Затем я принялся рыть пещеру в горе. Вырытые камни и землю я стаскивал во дворик и делал из них внутри ограды насыпь, так что почва в дворике поднялась фута на полтора. Пещера приходилась как раз за палаткой и служила мне погребом.
Понадобилось много дней и много труда, чтобы довести до конца все эти работы. За это время случилось несколько происшествий, о которых я хочу рассказать.
Как-то раз, когда я ещё только готовился ставить палатку и рыть пещеру, из большой тёмной тучи хлынул проливной дождь. Потом блеснула молния и раздался страшный раскат грома. У меня замерло сердце, когда я подумал, что весь мой порох может быть уничтожен одним ударом молнии, а ведь от него зависит не только моя безопасность, но и возможность добывать себе пищу. Мне даже в голову не пришло, какой опасности в случае взрыва подвергался я сам.
Этот случай произвёл на меня такое сильное впечатление, что, как только гроза прекратилась, я отложил на время все работы по устройству и укреплению моего жилища и принялся делать мешочки и ящики для пороха. Я решил разделить его на части и хранить понемногу в разных местах. Эта работа заняла у меня почти две недели. Всего пороху у меня было около двухсот сорока фунтов. Я разложил его по мешочкам и по ящикам, разделив по меньшей мере на сто частей. Мешочки и ящики я запрятал в расселины горы в таких местах, куда никоим образом не могла проникнуть сырость, и тщательно отметил каждое место.
Занимаясь возведением ограды, я по крайней мере раз в день выходил из дому с ружьём, отчасти ради развлечения, отчасти чтоб подстрелить какую-нибудь дичь и поближе ознакомиться с природными богатствами острова. В первую же свою прогулку я сделал открытие, что на острове водятся козы, и очень этому обрадовался; беда лишь в том, что эти козы были столь пугливы, столь чутки и проворны, что подкрасться к ним было труднейшим на свете делом. Меня, однако, это не обескуражило, я не сомневался, что рано или поздно подстрелю одну из них, что вскорости и случилось. И я подметил следующее: если они были на горе, а я появлялся под ними в долине, всё стадо в испуге кидалось прочь, но если случалось, что я был на горе, а козы паслись в долине, тогда они не замечали меня. Это привело меня к заключению, что глаза этих животных не приспособлены для того, чтобы смотреть вверх. С этих пор я всегда взбирался сначала на какую-нибудь скалу, чтобы быть над ними, и тогда мне часто удавалось подстрелить животное.
Первым же выстрелом я убил козу, при которой был сосунок. Мне от души было жалко козлёнка; когда мать упала, он так и остался смирно стоять рядом с нею. Мало того, когда я подошёл к убитой козе, взвалил её на плечи и понёс домой, козлёнок побежал за мной, и так мы дошли до самого дома. У ограды я положил козу на землю, взял в руки козлёнка и перенёс через частокол в надежде вырастить его и приручить, но он ещё не умел жевать, и я был принуждён зарезать и съесть его. Мне надолго хватило мяса этих двух животных, потому что ел я мало, стараясь по возможности сберечь свои запасы, в особенности хлеб.