А время было крайне опасным. В Новгороде возникла западническая партия, желавшая подчиниться «крулю лядскому» и остаться членом Ганзы, Смоленск – щит России – переходил из рук в руки; Крым менял ориентацию с польской на турецкую. Враги чингисидов – ногайцы, вырезавшие в 1480 г. население Сарая, боролись с русскими за Сибирь. Орда в XV–XVI вв. не представляла единого целого, но выиграли те татары, которые вошли в состав России.

Военная традиция Чингисхана, бывшая до XV в. наиболее совершенной от Атлантики и до Тихого океана, перенятая Москвой, обеспечила независимость России. Монголы принимали к себе на службу любых смелых и верных воинов.

Также поступали в XIV–XV вв. на Москве, благодаря чему переманили к себе много православных литовцев, большую часть языческой мордвы и монголов-несториан. Этими людьми (мы назвали бы их пассионариями) в значительной мере была укомплектована армия, одержавшая победы на Куликовом поле, на Шелони и под Смоленском. Это войско и можно считать военным «наследием Чингисхана».

Исторические тезисы требуют наглядных примеров, иначе они неубедительны. В XV в. Великое княжество Московское было зажато тремя крупными противниками: государством Тимуридов, которые могли добраться до Волги по пути страшного деда; османским султанатом, уже подчинившим Балканский полуостров, и романо-германской общностью, продолжавшей «натиск на Восток», авангардом которого являлось Польско-Литовское королевство, втянувшее в коалицию Новгород, заимствовавший на Западе тяжелое вооружение рыцарей, считавшееся в XV в. наиболее совершенным.

Москва могла рассчитывать только на свои силы, но в 1456 г. у нее возник конфликт с Новгородом, и московиты под командованием кн. Оболенского-Стрыги и Федора Басенка разграбили Старую Руссу. Обрадованные победители повезли добычу домой на санях, но были настигнуты пятью тысячами новгородских латников. Москвичи испугались не столько новгородцев, сколько своего князя и приняли бой: 200 стрелков против 5000 латников. Владея длинными луками и привычные к верховой езде, москвичи стреляли по крупам коней, которые стали сбивать всадников. Те падали с коней в сугробы и не могли подняться из-за тяжелой брони, как все западные рыцари.

Пленных было мало, потому что «некому было брать их». Новгород капитулировал и заплатил контрибуцию [239, кн. II, с.425].

Этот эпизод, сам по себе незначительный, показывает, каким образом Россия XIV–XVII вв. устояла в войне с Польшей и Швецией, обладавшими регулярными армиями и артиллерией, хотя последняя была и в Москве.

Действительно, Петром была усовершенствована и взлелеяна регулярная армия, одержавшая победу над шведами под Полтавой. Но война с Турцией была проиграна, персидский поход принес завоевания на южном берегу Каспия, удержать которые оказалось невозможно, а столкновения с Хивой и Джунгарским ханством кончились поражениями. Швеция же была принуждена к Ништадтскому миру не гренадерами и драгунами армии европейского образца, а «низовыми» войсками: казаками, башкирами и татарами, которые переходили по льду Ботнический залив и предавали огню и грабежу окрестности Стокгольма. Степные навыки войны оправдали себя и здесь.

В последний же раз луки были применены в битве народов в 1813 г. у Лейпцига. Этот воинский дух был наследием долгого контакта русских с народами Сибири и Великой степи, в котором было гораздо больше дружбы, чем вражды. Этот контакт не был еще известен в 1920-е годы, когда кн. Н.С. Трубецкой создавал свою концепцию. Его интуиция оказалась грандиознее его эрудиции.