Лешви запела в ритме задумчивости:

– Ты милосердна, Венли. Не раскрывай это Стремление другим. Подожди здесь.

Лешви оттолкнулась и полетела вниз. Сделав петлю, она грациозно свернула в освещенный центральный коридор шестого этажа. Венли ждала, Тимбре встревоженно трепетала.

Прошел целый час, прежде чем Лешви наконец вернулась, взмыв вверх со стороны большого рынка на первом этаже.

– Что вы сделали? – спросила Венли.

– Я взяла семью ветробегуна под свою опеку. Мое положение дает мне власть над Преследователем.

– Вы ведь не причинили им вреда? – умоляюще спросила Венли.

Лешви уставилась на нее, и только через мгновение Венли поняла, что она ошиблась и использовала один из старых ритмов. Мольба была одним из ритмов Рошара, а не Вражды.

– Не причинила, – подтвердила Лешви. – Теперь, когда я сделала ход – и обнаружила свои намерения, – Преследователь их пальцем не тронет. По крайней мере, пока в башне не изменится расстановка сил. Я поместила семью в безопасное место и велела им не высовываться. Как ты и сказала, они могут быть нам полезны.

Венли запела в ритме подобострастия.

– Найди место, где мы сможем наблюдать за ними, а потом пошли мне записку. Я подумаю, есть ли способ использовать их, чтобы найти Благословенного Бурей, а пока распространю слух, что избавилась от заложников. Даже если Преследователь узнает правду, они должны быть в безопасности до поры до времени. Тем не менее я снова предупреждаю: не показывай другим свое сострадание к человекам. Это будет неправильно истолковано, особенно если учесть, что ты – дитя предателей.

– Да, Древняя.

– Иди, – сказала Лешви. – То, что я сделала сегодня, считаю одолжением тебе. Не забывай об этом.

Венли запела в ритме подобострастия и быстро ушла. Тимбре ободряюще трепыхнулась.

– Я фальшивая Сияющая, – сказала Венли. – Ты же знаешь.

Тимбре снова запульсировала. Возможно. Но сегодняшний день был шагом в правильном направлении.

– Дедушка, – спросил маленький Гавинор. – Мой папа пал смертью храбрых?

Далинар устроился на полу комнатушки, отложив в сторону деревянный меч, с помощью которого изображал охоту на большепанцирника. Был ли Адолин когда-нибудь таким маленьким?

Он твердо решил не упускать из жизни Гэва так много, как из жизни сыновей. Он хотел любить и лелеять этого угрюмого ребенка с темными волосами и ясными желтыми глазами.

– Он был очень храбрым, – сказал Далинар, жестом приглашая мальчика сесть к нему на колени. – Таким храбрым. Он пошел практически в одиночку в наш родной город, чтобы попытаться спасти его.

– Спасти меня, – тихо сказал Гэв. – Он умер из-за меня.

– Нет! – возразил Далинар. – Он умер из-за злых людей.

– Злых… как мама?

Вот буря. Бедное дитя.

– Твоя мать тоже была храброй. Она не делала этих ужасных вещей; это все враг, который завладел ее разумом. Ты понимаешь? Твоя мать любила тебя.

Гэв кивнул, серьезный не по годам. Ему нравилось играть в охоту на большепанцирника, хотя он и не смеялся во время нее, как другие дети. Даже в игре он находил повод хмуриться.

Далинар попытался возобновить притворную охоту, но разум мальчика, казалось, был затуманен мрачными мыслями. Еще через несколько минут Гэв пожаловался, что устал. Поэтому Далинар позволил няньке отвести его спать. Затем Далинар задержался в дверях, наблюдая, как она укладывает его в постель.

Какой пятилетний ребенок по доброй воле пойдет спать? Хотя Далинар не был самым усердным родителем, он помнил бесконечные жалобы Адолина и Ренарина в такие вечера, как этот, – они вечно настаивали, что уже достаточно взрослые, чтобы не ложиться так рано, и вовсе не устали. Вместо этого Гэв сжал свой маленький деревянный меч, с которым не расставался, и задремал.