– Конечно, я туда же! – Сан Саныч продолжал усмехаться. – Это ведь ненормально, когда молодой красивый офицер не имеет подруги!

– Хватит, дядь Сань, с одной уже пожил. – Лешка начал злиться.

– Так я же не говорю – жить! – Сан Саныч закрыл за собой дверь. – Иметь женщину и жить с ней – разные вещи. Эх, мне б мои семнадцать лет! – мечтательно пропел он.

– Да ну вас! – Юдин снова махнул рукой и развернулся, чтобы вернуться в комнату.

– Погодь, Леш, я тут кое-что принес.

Алексей повернулся и только тут обратил внимание на два полиэтиленовых пакета, которые Сан Саныч держал в правой руке. Из одного, что поменьше, привычно торчало горлышко бутылки. А из второго, стоило его только раскрыть, пошел восхитительный запах жаркого. Лешка почувствовал, как во рту начала накапливаться слюна.

– Офигеть! – других слов у него не было. Он, конечно, подозревал присутствие у дяди Сани некоторых талантов, но искусство готовки в них до сегодняшнего дня определенно не входило. И тут такое!

Лешка забрал оба пакета и поспешил с ними на кухню. Сан Саныч же постоял некоторое время на одном месте, словно раздумывая, затем, тяжело припадая на левую ногу, пошел вслед за хозяином.

Стол был сервирован в лучших традициях холостяцкой жизни: тарелка с колбасой, тарелка с крупно порезанным салом, разрезанная на несколько частей селедка, хлеб, два стакана, бутылка водки и посреди стола, как именинный пирог, глубокая чашка, в которой исходило ароматным паром в меру подрумяненное жаркое.

– Присаживайся, дядь Сань! – возясь с посудой, подбодрил Лешка.

Сан Саныч хмыкнул, оглядел стол, выбирая лучшую, как ему казалось, позицию, определился, кряхтя, пододвинул к себе стоявшую в углу белую табуретку и сел. Алексей мельком взглянул на своего соседа: когда тот садился, его искалеченная, вывернутая рука сама по себе, и, возможно, еще и из-за искривленного позвоночника, оказывалась под сиденьем стула или табуретки, где пальцами почти непрерывно выбивала невнятную дробь. Сан Саныч, возможно, потому и не любил кресла, что тогда некуда было деть его руку. Но странное дело, когда надо было что-то делать, он действовал ею на удивление легко и проворно.

– Ну, вздрогнули!

Водку, как всегда, разливал Сан Саныч, Алексею побольше, себе, по обыкновению, на самом донышке. Он же произносил тосты. Собственно, это были скорее даже не тосты, а призывы к действию. Вот и сейчас весь тост ограничился одной фразой.

Выпили. Алексей сразу же потянулся к жаркому; Сан Саныч, возможно из вежливости к гостеприимству хозяина, взял небольшой кусочек сала.

– Хорошо! – выдал Алексей, прожевав первый кусочек.

Сан Саныч только кивнул, но по его лицу было видно, что этой бесхитростной похвалой он остался доволен.

Вечер неспешно тек дальше. Они выпили по второй, молча махнули по третьей. Сан Саныч возгласил тост за спецназ, затем за мир. У Алексея нашлась вторая бутылка. Он уже был прилично навеселе, Сан Саныч же скорее только казался или хотел казаться пьяным. Водка кончилась, разговоры остались.

– Дядь Сань, расскажи о службе в Афгане, а? – пьяно попросил Лешка, но Сан Саныч сердито зыркнул в его сторону и отрицательно покачал головой.

– Не хочешь? – не унимался Юдин, обиженно повесив голову.

– Не хочу! – жестко отрезал Сан Саныч.

Лешка, уткнувшись лицом в руки, долгое время молчал, потом поднял взгляд и снова обратился к соседу:

– Вот вы, дядь Сань, человек много видевший. – Теперь Лешку потянуло на разговор за жизнь. – Скажите, ну почему мы вот так живем?

– Как вот так? – словно бы не поняв, переспросил Сан Саныч.