– Я стану подопытной крыской?! – Девушка, не сдерживаясь, зарыдала. – Но я не хочу ребенка! Он мне не нужен! Я даже не поняла, от кого он!

– Преступная халатность, – нравоучительно заявил Нирберг, – я себе такого никогда не позволял.

На его заявление все три женщины промолчали, зная, что за свою профессорскую карьеру Семен Аркадьевич смог убедить «быть с ним ближе и ласковее» не один десяток студенток.

– Ты здесь, конечно же, не останешься, – продолжил Нирберг, – оформляем академический отпуск, и едешь в Химки. Мы тебе там присмотрели квартирку. Скромную, но чистенькую.

– А с кем вы ее присмотрели? – Лена стала успокаиваться и с интересом посмотрела на бывшего любовника.

– С-с-с… – Семен Аркадьевич посмотрел на уверенное лицо Ольги. – С Петром Яковлевичем, конечно.

– Спасибо, – искренно поблагодарила Леночка.

Если бы она в этот момент взглянула на Евдокию, то прочла бы по ее губам: «Действительно дура».

Химки – район большой. Одной стороной он примыкает ко МКАДу, другой уводит в сторону Московской области и скоро соединится с Зеленоградом. Немного осталось, километров десять.

В самом окончании Химок, перед лесами Зеленограда, Леночке сняли квартиру в хрущевском доме. Однокомнатная, двадцатиметровая, с окнами на помойку. Домашнего телефона не было, мусоропровод отсутствовал, бачок в туалете треснутый, ванная с ободранной эмалью. Зато свобода! Ее девушка оценила не сразу, не привыкла.

Меж тем ее жизнь постепенно налаживалась. Говорят, что чем труднее достался ребенок, тем его больше любишь. Леночке беременность не приносила никаких неприятностей. Не было ни токсикоза, ни головокружений, аллергий ни на какие продукты.

Раз в две недели она оправлялась не в районную женскую консультацию, а в пирацетальный центр, где сдавала анализы всего, чего можно, проходила УЗИ, в том числе и в 3Д-формате.

Из сокурсников к ней приезжали Серега с Катей. Вроде бы сочувствовали, но больше всего их привлекал борщ, приготовленный самой Леночкой, и блинчики с печенью, привозимые Евдокией.

Тетя Дуся ездила к любимице нелегально, Семен Аркадьевич этого не поощрял. Хотя Леночка пару раз замечала в Центре его фигуру за стеклянными дверями. Будь она побоевитее, может, он бы простил ее, но в доме профессора безраздельно главенствовала Ольга.

В очередной приезд Евдокия выставила на кухонный стол банки с едой и села на табурет.

– Силов моих больше нету, Аленушка, заела меня твоя подружка. Обычно полюбовницы Аркадьича начинали наглеть только на второй год, а эта на второй месяц. Ой, наплачется с нею Аркадьич, ой устроит она ему сладкую жизнь.

– Ты мне лучше про нее не говори, – тихо попросила Леночка. – Она мне тут на днях звонила, хотела приехать, поболтать.

– Ага, поболтать. Хотела новых сплетен рассказать, да еще что-нибудь об Аркадьиче выспросить, чтобы его еще больше к себе привязать. Ты зачем ей про секс с профессором рассказала? Она ж его теперь крепко держит за эти, дай бог памяти, за яйца.

– Мне неудобно стало, Евдокия, они же квартиру оплачивают, питание.

– Они! – Яковлевич и Аркадьич, а не твоя профурсетка! Я тебя предупреждала! А ведь Аркадьич тебя единственную через два года не хотел менять.

Заплакав, Евдокия вытерла нос бумажным платочком.

На адаптацию в Греции Андрею потребовалась неделя. Все это время он, переживший клиническую смерть, утешал Александра, который тоже не поверил в инфаркт отца, зная о его прекрасном здоровье.