Макрон схватил Катона за руку:

– Держись рядом. Что бы там ни было.

Катон кивнул.

– Ребята, за мной. Бегом, марш!

Шестая бросилась вниз. Тяжело дыша, пыша паром и без малого двумя сотнями глаз оценивая расстояние между лавиной варваров и деревней. Даже Катон, при всей своей неопытности, видел, что враг доберется до дальних ворот раньше них. И что тогда? Жестокая схватка на грязных узких улочках и верная смерть? Причем это в лучшем случае, ибо, если из всех россказней о германцах правдиво хоть что-то, смерть стократ предпочтительней плена. Амуниция новобранца немилосердно тряслась, ножны подпрыгивали, и Катон, держа в одной руке копье, а в другой щит, изо всех сил старался пресечь их попытки оказаться у него между ног. А тут еще шлем (одного на всех размера, чтоб им всем сдохнуть!) стал наезжать ему на глаза, и он резко вскидывал голову, чтобы хоть что-нибудь перед собой различать.

Бросив беглый взгляд через плечо, Макрон увидел, что когорта неспешным маршем переваливает через гребень, и одобрительно усмехнулся. У трибуна хватило ума не гнать парней, пусть поберегут силы для боя. Посмотрев вперед, он увидел, что мост опущен по-прежнему, а путь к воротам преграждает лишь небольшая кучка варваров, вооруженных чем попало. У многих не было даже мечей, лишь лопаты и вилы. Они растерянно глазели на римлян, удивленные тем, что те бегут не к лесу, а к ним. Приблизившись к мосту, Макрон набрал воздуху, выхватил меч и испустил такой яростный крик, что Катон в изумлении шарахнулся в сторону.

– Куда, дурачок? – крикнул центурион. – Я пугнул их, не тебя.

Как и ожидалось, неистовый рев его произвел должный эффект: германцы, вместо того чтобы встретить врага на подступах к мосту, повернулись и побежали, даже не попытавшись закрыть за собой створки ворот. Увидев тело товарища, валявшееся во рву, легионеры взвыли и на плечах бегущих ворвались в селение. В глаза Катону бросилось скопище грубых, в основном сложенных из камня домишек.

– Не отставай! – крикнул Макрон через плечо. – И кричи, не молчи!

Центурия завернула за угол и нарвалась на засаду. Дюжина волосатых людей со щитами и охотничьими рогатинами преграждала римлянам путь. По глупости защитники поселения сгрудились в горловине проулка и были сметены чуть ли не раньше, чем Катон вообще их заметил. Те, кого отбросили в стороны, уцелели, остальных затоптали. Легионеры бежали по скользким от крови телам, добивая пытавшихся встать ударами копий. Катон заметил, как Макрон ударил кого-то в лицо краем щита. Германец упал. Рот его исказился, но крика не было слышно. Что с ним сталось дальше, Катон не видел; подпираемый людской массой, он несся вперед, сосредоточившись лишь на том, чтобы не отстать от Макрона, и растеряв весь свой страх. Краем сознания юноша отмечал, что рядом бежит знаменосец, скаля в усмешке зубы и со всей мочи выкрикивая: «Жми, парни! Жми!» «Боги, – подумал он отстраненно, – похоже, они и впрямь получают от этого удовольствие. Вот ведь глупцы!»

Неожиданно его вынесло на ту самую площадь, которая была видна с гребня холма. Завидев ревущих легионеров, селяне кинулись врассыпную.

– Оставьте их! – крикнул Макрон. – Никого не преследовать. За мной! За мной!

Он, не снижая темпа, бросился к самой широкой из улиц, уверенный, что она выведет его куда нужно. Путь впереди стремительно расчищался под хлопанье спешно закрывающихся дверей. Катон уже явственно видел ворота, вздымавшиеся над гребнями соломенных крыш, и тут в его уши влетело леденящее кровь завывание, настолько дикое и ужасное, что легионеры сбавили шаг.