Кабинет легата подавлял своими размерами, а доминантой в нем был монументальный, с мраморной черной столешницей стол, за которым восседал сам Тит Флавий Сабин Веспасиан. Оторвав сердитый взгляд от лежащего перед ним письма, он ворчливо вопросил:

– Итак, центурион, что ты здесь делаешь?

– Виноват, командир?

– Что ты делаешь здесь, хотя должен быть на дежурстве?

– Я получил приказ, командир. Мне было велено сопроводить этого новобранца в штаб.

– Велено? Кем?

– Люцием Батиаком Бестией. Он подменил меня и будет исполнять обязанности начальника караула до моего возвращения.

– Так-так. – Веспасиан хмуро наморщил широкой лоб, потом перевел взгляд на юношу. – Ты Квинт Лициний Катон?

– Так точно, командир.

– Из дворца?

– Так точно, командир.

– Мягко говоря, это не совсем обычно, – произнес, словно бы вслух размышляя, легат. – Желающих перебраться из дворца в казармы находится не так уж много. Правда, моя жена пошла на это, но даже ей трудновато приспособиться к суровости армейского быта, хотя я пытаюсь скрасить ей жизнь, как могу. Не думаю, впрочем, что и тебя тут примутся с той же рьяностью опекать, однако деваться некуда. Теперь ты – солдат.

– Так точно, командир.

– Это, – Веспасиан накрыл свиток ладонью, – всего лишь сопроводительное письмо с приблизительным описанием твоих качеств. Обычно с такими мелочами разбирается мой секретарь, поскольку у меня, как правило, есть дела поважнее, ибо я как-никак командую легионом. Можешь ты хотя бы представить себе, насколько я сейчас раздосадован тем, что должен тратить свое время впустую?

Веспасиан выдержал паузу, сверля юнца суровым взглядом, потом, уже более снисходительным тоном, продолжил:

– Однако письмо это написано самим Клавдием, а у него, безусловно, есть право беспокоить своих легатов даже по пустякам, и я вынужден с этим считаться. Император пишет, что в благодарность за долгую и верную службу твоего батюшки он дарует тебе свободу и желает, чтобы я зачислил тебя в свой легион на должность центуриона.

– О, – отозвался Катон.

Макрон тоже внутренне охнул. И хотя он тут же взял себя в руки и вытянулся в струну, от легата его реакция не укрылась.

– Что-то не так, центурион?

– Никак нет, командир, – ухитрился процедить Макрон сквозь плотно сжатые зубы.

– Так вот, Катон, – мягко продолжил легат. – Право же, несмотря на пожелание императора, у меня нет ни малейшей возможности назначить тебя центурионом. Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, командир. В следующем месяце будет семнадцать.

– Шестнадцать. Маловато даже для того, чтобы самому стать мужчиной, не говоря уже о том, чтобы командовать другими мужчинами, а?

– Прошу прощения, командир, но, когда Александр впервые повел свое войско в сражение, ему тоже было всего шестнадцать.

Брови Веспасиана изумленно взметнулись.

– Ты сравниваешь себя с Александром? Считаешь, что разбираешься в военном деле?

– Я изучал стратегию и тактику, командир. Знаком с трудами Ксенофонта, Геродота, Ливия и, конечно же, Цезаря.

– Вот как? И это, разумеется, ставит тебя в один ряд с великими полководцами? – Самонадеянность юноши явно забавляла легата. Он побарабанил пальцами по столу. – А вдруг и все остальные наши рекруты таковы? Что тогда будет, я не могу и представить. Армия, где каждый солдат занимается разработкой стратегических планов, а не думает лишь о том, как набить свое брюхо, – это что-то невероятное. Не так ли, центурион?

– Так точно, командир, – отозвался Макрон. – У таких солдат небось и бурчало бы в лишь башке, а не в брюхе.

Веспасиан поднял брови: