– Поддерживаю, – сказала я. – Главное – заставить светлых понять то же, что поняли вы. Когда ваш отец увидит, что его сыновья невредимы, когда люди осознают, что их Повелительница жива… когда они поймут, что всё не так, как им казалось…
– Они наконец-то снова захотят нас слушать, – закончила Морти. – И тогда мы предложим им мир.
Алья молчал, обдумывая предложение Лода. И по лицам собравшихся я видела: последнего слова все ждут именно от него.
Быть может, Повелитель дроу был и не самой сильной фигурой за этим столом, – но он оказался тем самым королём на доске для скаука, под чьим знаменем мы в итоге сражались.
– Если мы поможем вам… повидаться с дядей, – вдруг произнёс Дэнимон негромко, – вы наденете на него ошейник? Чтобы он сказал правду?
– Мы не будем злоупотреблять вашим доверием лишь для того, чтобы заполучить ещё одного заложника, – успокоил его Лод. – Ошейник – крайняя мера. Для начала попробуем мирно побеседовать. Было бы неразумно с ходу настроить Фрайндина против нас столь… неучтивым обращением.
– Хорошо, – серьёзно кивнул принц. – Я не хочу, чтобы он пострадал.
– Никто не хочет, если он ни при чём. – Алья неторопливо встал. – Ладно. Беритесь за Фрайндина.
Король сказал своё слово. И хоть никто не кивнул в знак согласия, но стало ясно: решение принято.
Засим собрание можно было считать оконченным.
– В таком случае обсудим план, – резюмировал Лод. – Эсфориэль, принц Дэнимон, принц Фаникэйл, останьтесь. Остальным более докучать не смею.
Намёк, к моему удивлению, поняли все. Трое пленников, которых теперь даже как-то неудобно было так называть, направились к двери в свои покои, Морти с братом – к лестнице, ведущей прочь из башни, а я – к ступенькам, уводившим наверх. И хоть меня несколько раздосадовало, что к моим услугам при обсуждении плана прибегать не собирались, но… я знаю, что Лод обратится ко мне за помощью, если она понадобится. А до сего дня его сольные планы не подводили.
К моменту, когда я оставила позади последнюю ступеньку, досада испарилась без следа. Не обращая внимания на подозрительно шевелившееся одеяло, я прошла в библиотеку. В призрачном свете волшебных цветов отыскала на полке книгу, на корешке которой подписали «Сокрытие чар»; прислонившись спиной к шкафу, пролистала потрёпанный том. Ожидаемо отыскала там Лейндармальский заговор – и, убедившись, что он действительно позволяет магу скрыть те следы своих чар, что могут помочь выследить его другому магу, вернула потрёпанный том на место.
Нет, позже я определённо к нему вернусь, чтобы изучить от корки до корки. Но пока меня ждали «Ловушки», которые давно следовало добить. Чем, вернувшись в гостиную, я и занялась.
Я всегда восхищалась красотой чисел и формул. Как и красотой кода. И по мере того, как я разбиралась в магических формулах… о, они были не менее прекрасны, чем математические, и не менее изящны, чем элегантно написанные проги. Особенно те заклятия, до которых я добралась сейчас: невероятно сложные в своей гениальной простоте, сверкающие, как бриллианты, незамутнённые и чистые, как родниковая вода. Их не творил человек – они жили собственной жизнью задолго до него, и оставалось лишь придать им форму так же, как скульптор придаёт форму куску мрамора, чтобы высвободить дремлющую в нём жизнь. Наверное, так музыканты восхищаются гениальными симфониями, а художники полотнами да Винчи… хотя последнего я никогда не понимала – и с чего все с ума сходят от обычной улыбки какой-то там женщины? То ли дело формулы!
Когда вошёл Лод, я сидела в кресле и разбиралась в одной из последних рунных цепочек, изящной и многослойной, как нервная система. Ловушка Брёлайве, вызывавшая у жертв приступ безумия, заставляя поверить, что на тебя напал твой злейший враг. Но каждый удар, который в своих фантазиях ты наносил призрачному недругу, в реальности доставался тебе самому.