Твои страдания, Елизавета, практически ничто по сравнению с моими.

Интересно, это так принято было в те времена – сразу «включать бухгалтера» и начинать оценивать баллами чувства и подсчитывать, у кого чего больше или меньше? Кстати, еще одно любопытное наблюдение: у Сесилии Невилл и Ричарда Йоркского было ведь четыре сына, а не три. И нам об этом неоднократно напоминали на протяжении всего первого акта пьесы.

Куда в стенаниях герцогини подевался Эдмунд Йорк, граф Ретленд, чья голова красовалась на воротах Йорка вместе с головой его отца? Почему Сесилия вспоминает о том, как оплакивала мужа, но не говорит ни слова о сыне?

– Тетя Елизавета, – говорит Сын Кларенса, – вы о нашем папе не плакали, вот и мы теперь не будем плакать о вашем муже.

Господи, дети, оказывается, тоже считать умеют! «Сдачи не надо!» Брату вторит девочка:

– Вы нас не пожалели, когда мы стали сиротами, а сейчас вы стали вдовой, и мы вас тоже жалеть не будем.

Жестокий век! Жестокие сердца!

Елизавета в долгу не остается:

– Мне не нужна помощь, чтобы оплакать мужа, у меня слез достаточно, чтобы весь мир затопить в память о моем любимом Эдуарде.

– А в память о нашем папе? – требовательно спрашивают дети хором.

– А о моих двух сыновьях? – вторит им герцогиня.

В последующей короткой перепалке выясняется, что крыть Елизавете совершенно нечем, ведь каждое слово, подтверждающее ее страдания, с полным правом применимо и к герцогине, и к малышам. Королева потеряла человека, бывшего ей опорой? – Они тоже. Королева пережила внезапную смерть близкого? – Они тоже. В целом этот разговор очень напоминает спор на тему «у кого длиннее» и, с учетом трагических обстоятельств, выглядит более чем странно и неуместно. Окончательный баланс подводит герцогиня Йоркская:

– Хуже всех мне. Ты, Елизавета, потеряла только мужа, а мой Джордж для тебя никто. Дети потеряли отца, но по своему дядюшке Эдуарду они не убиваются. Каждый из вас плачет по кому-то одному, и только одна я страдаю по двоим сыновьям.

Маркиз Дорсет пытается утешить Сесилию, называет ее «любезной бабушкой» (что вполне справедливо, ведь король Эдуард считает пасынков членами своей семьи), Риверс же старается поддержать сестру и заставить ее не убиваться, а думать о насущном:

– Подумай о сыне: его нужно как можно скорее привезти в Лондон и короновать. Ты оплачешь Эдуарда, похоронишь его, а потом будешь радоваться, глядя на сынишку, взошедшего на престол.

В этот момент входят Глостер, Бекингем, Стенли, Гастингс и Ретклиф.

С первыми четырьмя вы уже познакомились, а кто такой Ретклиф? Ричард Ретклиф (Рэтклифф) – рыцарь, благодаря дружбе с Ричардом Глостером ставший одним из богатейших землевладельцев Англии. Его дядя был при Эдуарде Четвертом не кем-нибудь, а управляющим королевским двором (типа управделами президента). Помните Уильяма Кетсби, который приглашал наших персонажей пройти к королю для серьезного разговора? Вот они, Кетсби (Кейтсби) и Ретклиф (Рэтклифф), были самыми надежными и близкими товарищами Ричарда Глостера, пользовались его покровительством, всеми благами, разбогатели просто неприлично, но взамен выполняли для него всякие темные поручения и решали «нехорошие» задачи. Оба погибли в битве при Босуорте (она у нас будет в конце пьесы) и отметились еще в одном хитром деле, о котором мы поговорим чуть позже.

Итак, все вышеперечисленные персонажи выходят на сцену. Глостер выражает соболезнования Елизавете, называя ее сестрой (а он ведь в первом акте именно это и обещал, помните?), и матери, а также просит у герцогини благословения. Герцогиня благословляет сына, как положено, однако Ричарда этим не обмануть, он отлично знает, как мать в действительности к нему относится, поэтому бросает в сторону: