– В виду?
– Да, – сказал я поспешно, – в виду. Имею в виду. Хотя и так звучит двусмысленно… Хотя вам все равно, вы же бесполые. В общем, кто-то тайком от Господа начинает вмешиваться напрямую… или почти напрямую?
– Таких немного, – заверила она, – хотя почти все хотели бы вмешаться, но это значило бы признать поражение в споре за человека. Ангелам было позволено только подсказывать человеку неверные решения и подталкивать на недобрые поступки. Человек должен был сам своими поступками доказать либо свою непорочность, или выказать неумение жить правильно.
Я пробормотал:
– Похоже, вы теряете терпение.
Она сказала надменно:
– У нас впереди вечность.
– У человека тоже, – заверил я. – И он становится все сильнее, образованнее… Но если это не какое-то вульгарное нетерпение, то что?
– Маркус, – повторила она. – Впервые взгляды Светлых и Темных, как вы их называете, совпали.
Я вскрикнул в тревоге:
– В чем?
– Маркус, – проговорила она бесстрастно, – должен стереть с лица земли человечество. Окончательно.
Она замолчала, впереди показалась темная точка, распалась на две. Тут же обе стремительно увеличились и, взрывая лапами и копытами землю, перед нами остановились огромный черный конь с блестящей шкурой и великанский пес с разинутой пастью и высунутым языком.
Конь остановился и приветственно фыркнул, а Бобик бросился мне на грудь и успел в мгновение ока облизать лицо удивительно мягким и горячим языком.
– И я тебя люблю, – заверил я, – честно-честно… Познакомься, это леди… леди…
– Махлат, – подсказала она. – Махлат… ладно, пусть будет леди.
Я потрепал Бобика по громадной башке.
– Видишь? Мне имя не сказали, зато тебе… Почему вас все любят больше, чем людей?
Он повернул голову и уставился на нее с настороженным интересом. Она протянула к нему руку. Однако Бобик отступил на шаг, хотя не зарычал и даже клыки не показал, но и обычного дружелюбия не проявил, хотя эта леди наверняка могла бы бросить ему не бревнышко, а целое бревно на другой конец света.
– Все правильно, – произнесла она. – Он все делает правильно.
Я указал взглядом на арбогастра, тот поглядывает на нее с некоторой опаской. На всякий случай вообще отошел в сторону и, сделав вид, что вообще забыл про нас, выбивал копытом из-под земли камешки, подхватывал их мягкими зубами и пожирал, хрустя, как скорлупками орехов.
– А он?
Она смерила взглядом черного красавца: мускулистого, поджарого, роскошногривого и с пышным хвостом.
– Хорош… Он умеет больше, чем ты думаешь.
– Да? А почему служит мне?
– Ты похож на его прежних хозяев, – ответила она. – Возвращайся в свой дом и живи… как жил.
– Это совет, – спросил я, – или угроза?
Она чуть приподняла бровь и посмотрела на меня в удивлении.
– Зачем мне тебе угрожать? Когда я перестала понимать, что происходит, я просто живу, ни во что не вмешиваясь. Это другие… что-то еще хотят изменить. Но не я.
Я отпихнул Бобика, которому возжелалось потоптаться по мне, спросил как можно спокойнее:
– Ангел впервые напал на человека… это действительно желание что-то изменить. Даже несмотря на страх разгневать Творца.
Она повернулась и долго смотрела на медленно бегущие бесконечные волны.
Я терпеливо ждал, у ангелов в запасе вечность, вот и не спешат, наконец она проговорила:
– Видишь ли, я примерно знаю, как вы думаете. В ваших же старых книгах записано, что Творец низверг мятежных ангелов в ад, хотя на самом деле в том споре Он не участвовал. Даже у самого главного среди мятежников, их вождя Самаэля, подбившего Еву на грехопадение, Он за то, что тот нарушил все Его планы, всего лишь оторвал шесть из его двенадцати крыльев.