Будакер буркнул:

– До чего же все неудобное… Такую лавку и не сдвинешь.

– А это чтоб не дрались ими, – пояснил Утальд. – Там даже стулья золотые, таким не шарахнешь соседа по голове за то, что тот раньше тебя окорок ухватил. А сколько там драгоценных камней…

Будакер сказал скептически:

– А я бы их и брать не стал. С ними возиться, перепродавать, обязательно обжулят. Выгреб бы просто все золотые монеты из шкатулок, сундуков, мешков…

Я похлопал ладонью по столу.

– Тихо-тихо! Может, там никакого города нет, а вы уже сокровища выгребаете. А если и есть, то вам те местные… которые не люди, так и дадут взять. Давайте лучше подумаем, как…

За шатром быстро простучали подошвы, в щель просунулась голова Хрурта.

– Ваше высочество, – крикнул он, – из города выходят знатные люди! Целая колонна!..

Я быстро поднялся, а Будакер крикнул сорванным голосом:

– Быстро сюда шелка, бархат… Черт, не успеваем!.. Ладно, задержите их там…

Я торопливо вышел вслед за Хруртом. Рыцари на конях и пешие воины поспешно выстраиваются в две длинные шеренги. Чем ближе к моему шатру, тем выше по титулу и знатнее по роду, а за два десятка ярдов от него только графы, бароны и виконты.

– Ладно, – сказал я недовольно, – ламбертинцы доберутся сюда еще не скоро. Давайте пока пройдемся по лагерю, сделаем вид, что понимаем что-то в этом деле.

Он усмехнулся: обсудить в самом деле есть что, тут же заговорил о выдвижении легкой кавалерии на границы герцогства, да не воспользуется никто из соседей, чтобы отхватить кусок…

Мы сделали полный круг, когда за нами прибежал гонец и сообщил, что его высочество уже ждут…

Трон за это время укрыли наскоро настеленными красными, пурпурными и багряными шелками и бархатом. Не только сиденье и на подлокотники, но укрывают даже высокую спинку, где хищно растопырил крылья неведомый зверь.

От трона теперь протянута дорожка из красного бархата на пять ярдов, придавая особую торжественность моменту.

Я опустился на трон и начал ждать. Барабанщики по сигналу пробили дробь, а затем простучали нечто парадно-возвышенное, но когда вельможи Истанвила подошли к краю дорожки, разом подняли палочки и застыли в ожидании.

Лорды столицы, как я заметил, при всей обязательной невозмутимости то и дело бросают острые взгляды по сторонам. В диковину, как понимаю, и ровный строй солдат с копьями, острия смотрят в небо, и ни одно не колыхнется, и этот странный музыкальный инструмент, в самом деле так подходящий для войны…

И еще весьма странно, рядом со мной сидит на простом стуле, но с высокой спинкой, самое удивительное существо, какое они могли только представить: с копной пышных волос из настоящего золота, что роскошно падают на плечи и спину, но не скрывают кончиков торчащих ушей, нежно-розовых, как леденцы. Никто никогда не видел таких крупных и чуточку удлиненных к вискам глаз, наполненных чистейшей голубизной, которую наполовину скрывают длинные пушистые и загнутые ресницы.

Лалаэль сидит царственно, только я знаю, насколько жутко этой мышке в обществе множества больших и страшных человеков, а я откинулся на спинку трона, руки возложил на широкие подлокотники (нужно выглядеть властным, надменным и жестоким), но Растер подал мне меч и показал взглядом, что это уместнее.

Я упер острие в покрывающий пол бархат и смотрел прямо и непреклонно. Их пятеро, во главе упитанный вельможа в камзоле из темной ткани, однако весь в золотых нитях шитья, толстая золотая цепь свисает на грудь и держит тяжелую двенадцатиконечную звезду размером с блюдце.

При всей его дородности и заметно выпирающем животе, лицо узкое и странно худое, желтое, под глазами темные мешки в три ряда.