– Пожалуй, – проговорил он медленно, – я так устал, что не откажусь от кофе.

Я поперхнулся, закашлялся, переспросил:

– Кофе?.. Чашечку?

– Можно чашу, – ответил он. – Не слишком большую, а так… среднюю.

Я собрал хаотично разбегающиеся мысли, сосредоточился, перед священником сгустился воздух, медленно образовалась простая глиняная чаша размером с кружку. Черный кофе едва не переливается через край, терпкий аромат с размаху ударил в ноздри.

Отец Дитрих взял обеими руками, явно грея ладони, отпивал мелкими глотками и смотрел на меня поверх чаши усталыми глазами, но взгляд был тревожен и ясен.

– Отец Дитрих…

Он прервал:

– Твою хартию я читал, читал. Я все читаю, что печатается в нашей типографии, а этот манифест просто изучил. Потому и поспешил прибыть.

Я спросил встревоженно:

– Что-то не так?

Он покачал головой.

– Церковь целиком за, я уверен, подпишется под каждым словом. Я уже отослал пару экземпляров в Ватикан. Но, сын мой, на тебя и так уже обратили внимание многие весьма влиятельные силы. А теперь тебе придется вообще… непросто.

– Какие мягкие слова подбираете, – сказал я. – Как будто до этого было просто!

– Просто, – ответил он. – Совсем просто. А вот теперь твоя жизнь превратится в ад.

Я воскликнул, шокированный:

– Отец Дитрих! Вы такие слова употребляете!

– Какие? – спросил он с интересом.

– Нецерковные!

Он сказал мирно:

– Архиепископом проще стать, чем святым. Своей хартией ты задел слишком многих… Отдачу получишь не сразу, а вот приказ устранить тебя уже отдан.

Я охнул.

– Устранить? Я думал, только я такое словцо употреблял. Ах да, наша кроткая церковь не приемлет даже слово «убийство»…

Он поморщился.

– Погоди, давай о тебе. Со мной семь монахов, они возьмут на себя защиту твоего дворца. Нет-нет, твои охранники останутся, но у монахов другое оружие. Они почувствуют любые проникновения с помощью магии и сразу же нейтрализуют.

Я спросил тревожно:

– Кто хочет моей гибели?.. Король Кейдан?.. Или король Вендовера?

Он коротко усмехнулся.

– Ты сам недооцениваешь свою мощь. Помимо десятка королей ты встревожил различные тайные культы, что держатся старых взглядов. Ты разозлил многих магов, а после оглашения манифеста добавятся и могущественные лорды. А они, как ты уже давно понял, сильнее королей. Их сотни.

Волны холода охватывали меня с головы до ног и проникали в сердце. Я заставил себя держать голос ровным, когда проговорил через силу:

– Я не отступлю. Ибо прав зело.

Он не отрывал от меня испытующего взгляда.

– Ты прав, даже более чем прав. Словно сам Господь подсказал тебе слова этой хартии, пронизанной от начала и до конца милосердием и добротой…

Я поморщился: не люблю, когда меня называют добрым, я все еще не вышел из дурацкого возраста, когда играют за темных, а самые тупые из нас мечтают быть похожими на бандитов. А я хоть гений и красавец, но дурь из меня иногда вылезает сама по себе и каркает во все воронье горло, за что потом бывает стыдно… через несколько лет, если вспомню.

– Отец Дитрих, – пробормотал я, – вообще-то я больше забочусь об экономической составляющей. Свободные люди работают всемеро больше рабов, вчетверо больше крепостных и втрое – чем подвластные местным лордам. Свободные вообще жилы рвут! Я просто стараюсь, чтобы на каждого человека в королевстве приходилось больше произведенного продукта. Тогда и он будет богат, и я… получу в виде налогов больше.

Он смотрел исподлобья, лицо не изменилось, хотя внутри, полагаю, поморщился. Я должен был хотя бы из вежливости сказать о страстной жажде принести людям добро, свет и щасте.