– Ясно… А что насчет темного?

Он зябко поежился.

– Вообще-то все оружие на свете… темное. Как бы о нем красиво ни пели. Но есть особо темное, которое вообще невозможно облагородить никакими ухищрениями. Это Молот Чумы, Копье Холеры, Плащ Засухи, Шляпа Саранчи… Им уничтожались целые народы. Они тоже где-то под строгой охраной.

– Чьей?

Он посмотрел с насмешкой.

– Какая разница? Не дадут ни те ни другие.

Я пробормотал:

– Ну да, соглашение о контроле за оружием массового уничтожения в действии… А как насчет исключений?

– Исключения только у Господа, – отрезал он. – Потому они и называются чудом! Но ты не о том думаешь, младенец. Любой человек, который взял бы в руки то и другое, мгновенно превратился бы в пепел. К счастью, такое невозможно.

Я ответил устрашенно:

– Я герой, но в то же время не совсем дурак.

Он устало повторил:

– Либо – либо. Я знаю только одно место, где если Оружие Тьмы не спрятано под охраной, то хотя бы там о нем знают.

Самая дурацкая фраза, которую когда-либо слышал: «У тебя нет выбора». Или «у нас». Или «у меня». И повторяют ее так часто, словно хотят из нашей новой эры вернуть в то дикое время эллинизма и прочей пещерности, когда над всем властвовал рок, фатум, судьба, и даже нити жизни богов пряли какие-то отвратительные старухи-парки или мойры, не помню.

У христианина выбор есть всегда. В любой ситуации. Даже самой безнадежной. Я, например, могу отказаться. На самом деле, если подумать, даже в масштабах королевства барон Вимборн не может причинить особенного зла. Таких замков тысячи, а деревушек вообще десятки тысяч.

Чтобы пересечь королевство из конца в конец, придется потратить пару месяцев, да и то в сухую летнюю погоду. Потому просто убить он может не так уж много, рождаемость легко покрывает гибель от его меча.

Однако опасность в том, что он скоро пресытится насилием над отдельными женщинами и единичными убийствами после пыток. А когда за ним соберется отряд, а потом армия – это будет уже в самом деле опасно.

Епископ Геллерий не забыл наш разговор, и едва разнеслась весть, что великий лорд Ричард вернулся с конной прогулки, во время которой нагуливал аппетит, явился на прием.

Зигфрид распахнул перед ними двери, и епископ переступил порог с суровым лицом и вопрошающим взглядом.

– Ваше преосвященство, – сказал я.

Он чуть наклонил голову.

– Ваше высочество…

– Проблемы? – осведомился я вежливо.

– Думаю, – ответил он, – их больше всего у вас… вообще, а не только в связи с той странной, хотя и очень благородной затеей, что тревожит вас сейчас. Судя по вашему лицу, вы побывали у святого отшельника?

Я кивнул.

– Вы умеете читать по лицам, ваше преосвященство.

– Вам нужно больше следить за своим лицом, – ответил он. – Другие тоже стараются что-то да прочесть, а для противников это еще и оружие.

– Буду стараться, – пообещал я.

Он смотрел на меня, не сводя радостно-изумленного взгляда.

– Поверить не могу… А говорили, он почти недоступен.

– Смотря для кого, – сказал я скромно. – Я видел его и… поговорил.

Он поинтересовался жадно:

– И что он сказал?.. Интересуюсь потому, что он почти никому не позволяет тревожить свой покой.

Я ответил уклончиво и весьма благочестиво:

– Мы поговорили о высоком, после чего он посоветовал мне молиться.

Геллерий посмотрел, как мне показалось, с недоверием, но я ответил чистым ясным взглядом человека верующего, у которого ни в чем не бывает сомнений.

– Больше крови, – произнес он со вздохом, – было пролито из-за услышанных молитв, чем из-за неуслышанных.

Я спросил с иронией:

– Что, Господь стал плохо слышать?