Я подумал, позвал быстро:

– Сэр Жерар! Вы у меня сейчас весь кабинет министров в одном лице. Займитесь этим товарищем. Нам малотоннажное судоходство необходимо просто крайне. Создайте условия. К сожалению, сейчас отбываю по таким пустякам, как спасение человечества, хотя после орембрантеного паровоза уже не уверен, что его нужно спасать.

Сэр Жерар сказал озадаченно:

– Но у вас есть это, кабинет… Совет Лордов!

Я отмахнулся:

– Это потом, сейчас все ускорилось, сэр Жерар. Действуйте, а я исчезаю.

Сэр Жерар кивнул капитану:

– Идите за мной. Уточним, что вам нужно, и подумаем, что можем. Ваше Величество, к вам жаждет попасть на прием барон Эйц…

Я махнул рукой:

– Без вопросов.

Барон Эйц, начальник стражи, всегда старался держаться в стороне, словно панически боится обвинений сослуживцев в желании продвинуться за счет близости к маркграфу, постепенно поднявшемуся до короля, сейчас вошел и застыл у порога по стойке смирно.

Я спросил быстро:

– Сэр Торрекс, не тяните. Знаю, вы такой человек, по пустякам вас сюда на цепи не затащить, а уж по своей воле так вообще.

Он вздохнул, развел руками:

– Да, Ваше Величество, дело крайне серьезное и важное. Вы помните нашего юного графа Эдгара? Он был оставлен вами зачищать опасные места в Турнедо, но здесь умер отец, и его вызвали принять в наследство замок и земли. Я хотел привлечь его к охране вашего дворца, но не успел, юный граф очень долго принимал наследство по описи, за это время увлекся рисованием…

– Давайте короче, – сказал я в нетерпении, – хотя, конечно, художественные наклонности развивать весьма хорошо и патриотично.

Он взглянул исподлобья:

– Правда? А я ему пенял за нерыцарские занятия. В общем, он нарисовал как-то портрет женщины, какую бы мечтал встретить, повесил ее в своей спальне.

– Женщину? Молодец, не ожидал от графа.

– Нет, только портрет повесил.

– А-а, давайте еще короче, барон!

– В общем, – сказал он со вздохом, – она возьми и явись к нему ночью. Та, с портрета. Он ошалел… В общем, начала являться к нему, но только по ночам, а перед утром всегда уходила. Однажды он подсмотрел тайком, как она удаляется через лесок к ручью, ложится в воду и сама превращается в воду.

Я поморщился:

– Только этого и не хватало!

– Как-то, – продолжил он, ускоряя речь, – рассказал мне в слезах, она легла на краю ручья на поваленном дереве и, опустив руку, коснулась воды кончиками пальцев. Он не поверил глазам, но вода побежала снизу вверх! Облекла руку, поднялась к плечу, начала охватывать все тело, какой ужас! Зато рука сама стала журчащей струйкой воды. Понятно, стекла в ручей, а за ней ушло следом все то, что было ее телом.

– И что? – спросил я, чувствуя необходимость вывести его на балкон и указать на небо с грозно нависшим Маркусом. – Пришла на ночь, ушла утром. Идеальная жена! Каждый бы мечтал о такой.

– Увы, – ответил он со вздохом. – Сосед графа Эдгара, барон Тердер, решил в целях орошения построить дамбу. Взял и перегородил ручей выше по течению. Понятно, граф Эдгар в страхе потерять такую возлюбленную немедленно собрал дружину и пошел войной на барона, однако потерпел поражение. Взбешенный барон Тердер в ответ осадил замок влюбленного графа, требуя сдачи или хотя бы компенсации, что покрыла бы нанесенное оскорбление.

Он умолк, ожидая моего решения, а я стиснул челюсти и на мгновение прикрыл глаза, чувствуя тоску и неясную злость. Мир рушится, все повисло на волоске, а они мучаются и страдают из-за неразделенной любви. Куда мир катится?

– Барон, – ответил я, – это ваш человек, вы и решайте. Если все погибнет, графу зачтется его неразделенная любовь, потому что настоящая любовь – это неразделенная. Остальные – подделки. Все, барон, идите!