– Сэр Растер, предлагаю сдаться!
– Это вам пора просить пощады, – прорычал он.
В голосе рыцаря слышались хрипы, он задыхался, но упрямо наступал, ибо у меня на длинной дистанции преимущество по дефолту, а так все равно отступаю, иначе он навяжет мне очень опасный для длиннорукого ближний бой.
Я разжигал в себе злость, наконец горячая кровь вздула вены так, что едва не проступает сквозь кожу, тело налилось новой силой, движения стали быстрее и увереннее. Выплеск адреналина едва не разорвал, как хомяка капля никотина, я перестал отступать, мы стояли друг перед другом и обменивались частыми жестокими ударами.
Сэр Растер начал пошатываться, от его щита откалывались куски дерева, металлические пластины топорщатся, а рука уже вздрагивает от моих ударов.
– Ну, – проговорил я, – сдаетесь?
Он прохрипел:
– Я могу принять вашу сдачу…
Он бросился на заплетающихся ногах в атаку, я с легкостью отступил и подставил ему ногу. Он грохнулся так, что вздрогнула земля. Я тут же оказался рядом, приставил острие меча к его забралу.
– Сдавайтесь, сэр Растер!
– Ни за что, – прохрипел он.
– Одно движение моего меча…
– Ваш меч не пролезет в щель моего забрала, – сообщил он.
Я посмотрел, да, рыцарские мечи никогда не точат до остроты бритвы, это глупо, все равно затупится и выщербится после первых же ударов. Лезвие моего меча сродни даже не топору, а колуну, которым не рубят, а раскалывают поленья.
– У меня есть и кинжал, – сообщил я.
Взгляд его пробежал по моему поясу.
– Не вижу.
– Он у меня в мешке.
– Глупо, – сказал он с презрением. – Мизерикордия должна быть всегда на поясе.
– Это мой промах, – признал я.
Он хмуро посмотрел на мою протянутую руку. Я уже ожидал, что скажет что-то глупо-отважно-рыцарское, но он крепко ухватился за мои пальцы. Я испугался, что дернет на себя и свалит, а бороться с таким носорогом будет потяжелее, чем драться на мечах, однако он дал себя поднять. У меня трещал хребет и все мускулы, словно я поднимал Гималаи, но сэр Растер оказался на ногах, усталый и задыхающийся.
– Что вы с моим щитом сделали, – сказал он сварливо. – И меч выщерблен так, что… я даже не знаю! Наверное, придется перековывать.
– Зачем? – удивился я. – И щит, и меч теперь мои? Чего вам заботиться о моем благополучии?
Он насупился, буркнул:
– То вы отказываетесь взять даже коня и доспехи, то позарились на мой разбитый щит и здорово испорченный меч…
– Что делать, – ответил я легко, – думаю, без них ваш пыл несколько поугаснет.
Он фыркнул.
– Да я голыми руками разорву вас пополам, как лягушку!
– Попробуйте, – сказал я уже зло, – честно говоря, мне это уже надоело. Попробуйте, сэр Растер! На этот раз я отрублю вам, как проигравшему, обе руки.
Он посопел, рассматривая меня исподлобья. Я видел по его лицу, как соблазн вступить в схватку и разом вернуть все борется с опасением, что я и в рукопашной могу каким-то чудом победить его, признанного силача, героя, победителя множества поединков.
– Вы просто варвар, – сказал он с отвращением. – Где ваше рыцарство?
– Да, – согласился я. – Варвар. Ну и что?
Он посмотрел с недоверием.
– Что, в самом деле?
– В самом, – подтвердил я.
– И где же научились рыцарскому обращению с оружием?
– Мы, варвары, сообразительный народ, – сообщил я. – Но мы не забываем славного прошлого своего народа. И всегда можем отбросить наносную западную культуру, чтобы вернуться к славным традициям сдирания заживо кожи, насаживания противника на кол и прочих проявлений нашей древней самобытной культуры.
Его передернуло, но он не побледнел и не выказал страха, только всмотрелся в меня внимательнее.