– Можешь не молиться, – сказал я ему с кротостью крокодила. – Я за тебя уже помолился.

Сэр Растер спросил в великом удивлении:

– Правда?

Я поморщился.

– Сэр Растер, мы же рыцари… конечно, я помолился! Про себя.

– А-а-а, – сказал он с облегчением, – все хорошо, мой лорд, а то я уж было испугался.

Барон Альбрехт посмотрел на простодушного рыцаря с ласковым укором, как на дитятю. Сулливан же игнорировал нас, с предельным равнодушием глядя мимо в темно-серое небо над остроконечными крышами домов.

– Герцог Сулливан, – произнес я холодно, – вы признаны виновным и будете казнены.

Он буркнул:

– Это я уже где-то слышал.

– Просто приятно напомнить, – сказал я с тем же холодком. – Есть ли просьбы, прошения?

Он поморщился.

– От меня? Не льстите себе.

– Значит, нет, – сказал я с удовлетворением. – Это еще лучше. Приятно, когда ни пятнышка на совести… Однако у меня есть к вам предложение.

Он искривил рот.

– Повеситься самому? Нет уж, душу свою не загублю.

– Зачем же? – возразил я. – Мне самому куда приятнее видеть, как вас казнят согласно строгой и ох какой справедливой и неспешной процедуре. На труп врага всегда смотришь с великим удовольствием, не правда ли? Даже с превеликим. Но предложение заключается в другом…

Он чуть откинул голову и рассматривал меня с выражением полнейшего превосходства, как будто это он король, а я пришел просить милостыню.

Не дождавшись реакции, я поинтересовался:

– Вам даже не интересно, какое?

Он презрительно оттопырил губу и, делая мне величайшее одолжение благодаря широте своей души и величайшей щедрости, проговорил лениво:

– Ну… какое?

– Мне нужно отлучиться, – сказал я. – Из королевства. Однако ожидается нападение пиратов на Тараскон… слыхали о таком?.. и его бухту. Там заложена, как вы наверняка знаете, королевская верфь. Пираты очень жаждут уничтожить там все, пока мы не построили гигантские корабли. Вам как патриоту королевства должно быть небезразлично, будет в Сен-Мари… то бишь в Орифламме, могучий флот или не будет.

Он слушал с вялым интересом, наконец ответил с прежним пренебрежением:

– И что?

– Я не могу вмешиваться в работу суда, – сказал я, – иначе что это будет за справедливый и независимый? Но в моей власти временно отсрочить саму казнь. Если дадите слово, что за это время не обратите меч против тех, кто вам его вручит, я верну вам прежнюю свободу с условием, что немедленно отправитесь в Тараскон, осмотрите там укрепления и сделаете все, чтобы защитить тамошний город и верфь. Верфь мне, вообще-то, важнее. А когда вернусь, вы сдадите оружие и приедете из Тараскона сюда, где вам и отрубят голову.

Он поморщился, холодно напомнил:

– Четвертуют.

– Четвертуют, – согласился я. – Кто мы, чтобы вмешиваться в работу независимого и беспристрастного суда?

Барон Альбрехт что-то тихо хрюкнул за моей спиной, сэр Растер переступил с ноги на ногу, но смолчал, а сэра Жерара вообще как будто нет.

Сулливан долго смотрел на меня, мне показалось, что прокручивает в памяти первую нашу встречу, когда мы сошлись в трудном поединке, который я позорно проиграл и был вынужден отвести армию, а его землям предоставить независимость, вернее, оставить прежнее подчинение королю Кейдану, что еще хуже.

Это было трудное решение, меня упрекали не столько за поражение, как за предоставление ему льгот и свобод, которые я так глупо пообещал, да еще и в бароны возвел, чтобы он мог выйти со мной на поединок!

Наконец он поинтересовался с ленцой:

– Почему я?

– Все мои полководцы сейчас в Гандерсгейме, – объяснил я. – Как и все войска.