Ствол не просто чудовищно толстый, он еще как будто оседает под немыслимой тяжестью, сильно искривлен в трех местах, так позвоночник изгибается под тяжестью корпуса, но этим и спасается, ибо с прямым уже истерлись бы все позвонки, а это дерево почему, что за сила так изогнула, но оставила жить и даже расти…

Кора в двух местах отслоилась, бугрится среди травы, толстая, как кирпичи из сырой глины, а сама плоть дерева матово блестит, как стекло, как отполированная поверхность кристалла, серая, с металлическим оттенком, даже с виду прочная настолько, что понятно, почему дерево все еще далеко на вершине шумит зелеными ветвями.

Я принял коня леди Элинор, она подошла к дереву, пошаркала ногой. Из-под ее сапожка начала появляться плита из темного гранита. Я спросил:

– Мне прикасаться можно?

– Если не струсишь, – ответила она раздраженно.

Я привязал коней и помог ей сгрести листья и сухие палочки с плиты. Леди Элинор посматривала на меня с удивлением, но помалкивала. Я убрал последние листья, плита как плита, разве что очень грубо и как будто наспех выбито несколько знаков, но не понять даже, буквы это или цифры, нарочито измененные, чтобы могли прочесть только так называемые посвященные.

– Хорошо, – произнесла она сухо. – Отойди подальше… и жди.

Я поклонился.

– Все сделаю, ваша милость. Что еще?

– Только жди, – повторила она. Взглянула на меня, поколебалась, я видел, с какой неохотой добавила: – Если задержусь… ты посмотри за мной. Здесь нет волков, а мелкие зверьки не подойдут, но… так, на всякий случай.

Я смотрел с недоумением, как она легла спиной на плиту, сложила руки на груди. Вытянулась, лицо очень серьезное, глаза начали медленно закрываться. Я спросил робко:

– А как… долго? Если что, вас будить… или как?

– Или как, – ответила она с раздражением. – Я сама проснусь и встану. Просто здесь я получу… пророческий сон.

Веки опустились, черты лица разгладились, она глубоко вздохнула и застыла.

Я терпеливо ждал, для пророческого сна что-то залежалась, да и камень холодный, застудит придатки, будет маяться… хотя вылечиться для нее – раз плюнуть, если ухитряется длить и длить молодость. Да к тому же иммунитет наверняка железный ко всем простудам…

Далекий треск в лесу пустил ток по нервам, я вскочил, напряг слух. В нашу сторону двигается некто огромный, массивный, слышны тяжелые бухающие удары, вершины деревьев вздрагивают, кричат испуганные птицы. Моя рука инстинктивно дернулась к поясу, пальцы скользнули по веревочке, которой подвязана рубаха. Во внутренностях стало пусто и холодно, будто волки уже выдрали требуху.

Я оглянулся на спящую женщину, велела не будить, но если сейчас выйдет что-то жуткое, а оно вон уже близко, то разве что хватать ее на плечо, бросать на коня и драпать во всю мочь…

Между дальними деревьями мелькнул силуэт, я охнул и закусил губу, чудовище вдвое выше меня, шире втрое, огромные руки свисают до колен, а маленькая головка сидит на далеко разнесенных в сторону массивных плечах. Оно двигалось в нашу сторону уверенно, целеустремленно, а когда увидело дерево с каменной плитой у подножия, ускорило шаг.

Я добежал до волшебницы, протянул руки и, узнав гиганта, изумленно воскликнул:

– Трор!.. Рад тебя видеть!

Он вышел на поляну, гигантский, чудовищно сильный, до странности похожий на этот дуб: весь из таких же вздутых наплывов, с блестящими плечами, лохматый и пахнущий сильным хищным зверем. Длинные руки, сами толщиной с бревна, которыми выбивают городские ворота, заканчиваются такими ладонями, что попади в них даже валун с человечью голову, раздавят в песок…