– Если устали, на ночь можем остановиться здесь.

Я всмотрелся в дом, что-то в нем странное, даже нехорошее, будто он точно так же наблюдает за нами, прикидываясь спящим. Священника бы сюда, мелькнула тоскливая мысль. Я же не специалист по экзорцизму и выгонянию на ночь глядя нечистой силы.

– Не выглядит, – заметил я осторожно, – уютным местом.

Он развел руками.

– А что делать? Снаружи заночевать еще опаснее. А в башне все-таки скоротать время намного лучше.

Я поинтересовался с подозрением:

– Лучше чего?

– Лучше, – объяснил он, – чем снаружи.

– Очень опасно?

– Только ночью, – успокоил он. – И лишь на открытом месте. А в эту башню никто не полезет. Говорят, нечисть открытых мест и башни враждует. Мы в ней уже раз десять отсиживались, когда ночь заставала…

Я переспросил:

– То есть нечисть башни принимала вас, как беглецов, и защищала?

Он хмыкнул, лицо стало смущенным.

– Так говорят… А если бы так просто заехали, сама бы сожрала. В опасном мире живем, ваша светлость!

– В очень, – вздохнул я и добавил бодро: – Как здорово, да?

– Нам повезло, – согласился он. – Перебьем всех чудовищ, нашим внукам делать будет нечего!

– Сопьются, – подтвердил я. – Но сейчас идем хорошо. До заката разве не успеем до гостиницы?

– Постоялый двор уже близко, – подтвердил он. – Если не устали…

Я поморщился, он понял и торопливо придержал коня, давая понять, что проверит, как там в арьергарде.

К закату проехали по странной местности, где вдали я рассмотрел множество крестиков, ветряные мельницы, зачем так много, затем мимо проползла желтая полупустыня, а следом весело промчалась целая роща роскошных финиковых пальм.

Солнце опустилось за горизонт, и начало темнеть, когда вдали показался и начал приближаться к нам малость обветшалый, но просторный постоялый двор.

Строился с запасом, чтобы не упустить возможных клиентов, но две трети обширного дома пока без постояльцев, видно по закрытым ставням. Во дворе всего две лошади у коновязи и две телеги у сарая, а еще с десяток свиней в загородке хрюкают и усердно копают норы под забор, замышляя хитрый побег на свободу.

Отряхнув пыль, мы расположились на той половине харчевни, которую отводят для благородного сословия. Хозяин даже не стал спрашивать, что нам угодно, взмахом руки послал к нашему столу двух слуг с мясом и овощами.

Граф Гатер крикнул:

– И вина!

– Хорошего, – добавил барон Уроншид.

– Лучшего, – уточнил Морган Гриммельсдэн.

Я сказал наставительно:

– Благородные лорды, лопайте, что дают. Здесь не столица. И вообще представьте, что вы уже на войне.

Граф Гатер проворчал:

– Не могу представить.

– Почему?

– Насиловать некого, – объяснил он и захохотал. – А без этого и победа какая-то не победная.

– Да, – поддакнул лорд Морган. – Это как выиграть турнир и не получить приз!

Барон Уроншид смолчал, я перехватил взгляд, в котором можно прочесть многое, но я сделал каменное лицо, с треском разгрызал кости и стучал, как и все, ими по столу, вышибая мозг.

Джон, который Джоанна, все поглядывает в мою сторону, мнется, взгляд то трусливый, словно я вот-вот выдам их обоих всем на потеху, то молящий, иногда сердитый, это уже вообще ни в одни ворота не лезет, но женщины традиционно обвиняют нас, где бы сами по своей дури ни прищемили пальчик.

Я делал вид, что не замечаю, наконец она выбрала свободную минутку, когда все разбрелись кто куда, тихохонько подошла бочком, как краб, сказала просяще-сердитым голосом:

– Ваша светлость, мне все-таки очень не хочется, чтобы вы обо мне думали непонятно что!

Я пожал плечами.

– Непонятно, что?