– Все в порядке, – заверил я. – Ты молодец, всех отогнал.

Сердясь на свое малодушие, пусть и во сне, я торопливо оделся, сотворил чашку горячего кофе, вылакал быстро и выскочил наружу. Большинство уже в харчевне утоляют зверский молодой аппетит, голоса веселые, хохот, стук кружек по столу, крепкие шуточки.

Граф Гатер отодвинул пустое блюдо с обглоданными костями и ребрышками, сыто рыгнул и вежливо осведомился:

– Как вам здесь?

– Кормят в самом деле неплохо, – сказал я.

– А вино?

– И вино весьма.

Я сел к нему за стол, сосредоточился, представил вкус, аромат, пальцы стиснули стеклянную бутылку. У графа глаза полезли на лоб, я покосился по сторонам, не заметил ли кто; тугая темно-красная струя красиво изогнулась, переливаясь в кубок графа.

– Отведайте, – предложил я.

Он смотрел, не дыша, как я налил себе, затем нерешительно поднял кубок. Ноздри широкого носа задвигались, улавливая полузнакомые ароматы, затем граф сделал осторожный глоток… Потом еще и еще, все ускоряя движения, наконец осторожно поставил пустой кубок на столешницу.

Глаза стали еще шире, он нагнулся к столу и шепнул:

– Ваша светлость… воруете из рая?

– Ах, – сказал я, засмущавшись, – граф, вот окажетесь в Сен-Мари, там чего только не увидите!

Он поглядывал, как я допил свое вино, словно воду, никакого трепета перед таким изыском, вздохнул.

– Ох, сэр Ричард… что вы с нами делаете!

Я засмеялся, закончил с завтраком и вышел во двор. Челядь суетится, рыцари и оруженосцы седлают коней, только Джон Фонтэйн, оруженосец барона Гедвига Уроншида, все еще сидит на ступеньках и торопливо начищает до блеска кирасу барона.

Я проходил мимо, он вскочил и сказал торопливо:

– Милорд, огромное вам спасибо!

Я удивился:

– За что?

– Вы не отправили спать вместе с конюхами!

Я отмахнулся:

– Пустяки. Если возникнут какие-то щекотливые моменты… ну, ты понимаешь, Джон… обращайся.

Он дернулся, лицо на мгновение напряглось, брови сдвинулись над переносицей.

– Милорд… я не понял… О чем вы?

Я ответил так же легко и небрежно:

– Всего не предусмотреть, потому я пока просто ни о чем. Но если возникнут какие-то затруднения, обращайся без стеснения. Я помогу. И ничего не спрошу.

Он смотрел исподлобья, покосился по сторонам и спросил очень тихо:

– Но у других же не возникает затруднений.

– То у других, – ответил я с улыбкой.

Я кивнул и прошел было мимо к Зайчику, но вскоре услышал за спиной быстрые шаги. Джон догнал меня, щеки алые, спросил тихохонько, задыхаясь и воровато поглядывая по сторонам:

– Милорд, ваши слова смущают и тревожат до глубины души… Вы меня в чем-то заподозрили?

Я удивленно покачал головой:

– Нет, конечно. И никто, думаю, не догадывается, что ты не Джон, а, видимо, Джоан. Думаю, им и не стоит знать.

Он охнул и широко распахнул глаза, ну не могут быть у мальчишек такие огромные и чудесные, да еще с такими длинными загнутыми ресницами.

– Ваша светлость…

Я сказал успокаивающе:

– Тихо-тихо. Это не мое дело, я вмешиваться не собираюсь. И вообще я ничего не видел. Это ваши с бароном тайны.

Она сказала потерянно:

– Но как вы… поняли? Ведь вы еще вчера… когда не разрешили идти в общую комнату, где спят вповалку…

Я сказал отечески:

– Тебе не четырнадцать, а все семнадцать, верно? Как маг высшей гильдии я учуял твои феромоны… неважно, что это, просто учуял. Другие не учуют, не беспокойся. Это я один весь из себя такой чувствительный, что хоть стихи пиши. А пока отнеси барону кирасу. Ты правильно сделала… сделал, что чистишь на крыльце. Все должны видеть твое усердие.

Утро, солнце только карабкается наверх по небосклону, но вокруг изломанно-жаркое море скал, похожих на надгробные памятники, и надгробные памятники древних народов, похожие на скалы.