Тролля я не сразу признал только потому, что тот одет в добротную куртку, шитую явно по его фигуре. На нем широкие штаны, достаточно просторные, чтобы скрыть кривые ноги, и огромные башмаки.

Стоит неподвижно, тролли так могут часами, у них другой метаболизм, из-за чего при всей чудовищной силе они часто проигрывают более проворным человекам. Но, правда, пьяные люди двигаются едва ли быстрее троллей, так что усмирять их и выбрасывать на улицу троллю ничего не стоит.

Я придержал Зайчика, а Пес тут же подошел к троллю и оглянулся на меня с немым вопросом в глазах: можно? Я вздохнул и покачал головой. А вдруг этот тролль уже отошел от оппозиции и служит правоохранительным структурам?

На меня засмотрелись двое горожан, один проследил за моим взглядом и спросил с интересом:

– Что-то не так? Вы издалека, благородный сэр?

– Очень, – пробормотал я. – У нас такого не водится.

Он кивнул с довольным видом.

– Да и здесь это на грани нарушения закона. Пока они только у нас, в Тарасконе. В других городах троллей, понятно, нет. А здесь это диковинка. На них взглянуть приезжают из других мест… Дивятся, что мы их приспособили для работы.

Он ухмыльнулся, второй откровенно заржал, я закончил фразу первого:

– И тоже оставляют свои денежки в этих злачных местах?

Горожанин продолжал ухмыляться, но уголки рта опустились, улыбка превратилась в оскал.

– Мы стали богаче, – сказал он хмуро, – намного богаче, чем были когда-то. Теперь бы собрать все накопленное и уехать в какой-нибудь другой городок, чистый и добропорядочный.

В голосе звучала неподдельная тоска, я спросил с любопытством:

– А кто мешает?

– Не кто, а что, – буркнул он.

– Что мешает? Вы ведь не танцор?

Он угрюмо смолчал, объяснил за него приятель:

– Это затягивает. Как и деньги, что перепадают без особых усилий, так и все это… Доступные женщины на каждом углу, возможность напиться до чертиков и не быть выставленным у позорного столба на городской площади… свобода от посещения церкви… а еще то, что здесь запрет церкви на азартные игры не действует. Вернее, никто еще не отменял, но никто и не соблюдает.

Я спросил:

– Городские власти получают большой налог с домов, где азартные игры?

Он посмотрел с уважением:

– Вы сразу смотрите в корень.

– Экономика, – пробормотал я. – Слово сказала экономика. Может быть, слишком рано… И впервые ее слово оказалось громче, чем у слабеющих понятий чести, совести, благородства, верности… Гм, что-то я заговорил, как Аркадий Аркадиевич. Заболел, наверное.

Зайчик пошел дальше, навстречу мощно и волнующе пахнуло огромностью моря. Вынеслась стая худых чаек с их непомерно острыми крыльями и красноутиными лапами, но как-то сообразили, что рыба на суше не водится, поспешно сделали крутой поворот, запрокидываясь в нашу сторону узкими и плотно поджатыми к пузу лапами, умчались обратно.

Набережная показалась чересчур узкой, тесной и заставленной всякого рода товаром. В то же время народ снует в обе стороны, как деловитые муравьи, звонко выкрикивают приглашение обновить обувь чистильщики сапог, радушно зазывают в распахнутые двери таверн привратники, соленый морской воздух странно и волнующе смешивается с ароматами жареного мяса, хлебных лепешек, печеной рыбы.

Выделяются красными фонарями дома, где через перила свешиваются, зазывая народ, пышные женщины с ярко разрисованными лицами. Платья и без того широкие, как колокола, а стоя вот так на высоком крыльце, демонстрируют проходящим внизу мужчинам, что для изобретения трусов время еще не пришло.

Корабли, на мой взгляд, даже больше похожи на современные, чем на причудливой формы галеоны, на которых бороздили волны Колумб, Магеллан и всякие васькодагамы: продолговатые, пузатые и вместительные, потому что корабли предназначены для перевозки грузов, будь это люди, кони или мешки с золотым песком. Все со спущенными парусами, из-за чего кажутся мертвыми, хотя у некоторых на палубах появляются люди.