За рыцарем целый отряд, шумные и веселые, у многих к седлам приторочены туши косуль, зайцев, но я смотрел с изумлением на Тудора. Он стар, безумно стар, однако в изрезанном морщинами лице столько жизни и веселой ярости, что хватит на весь отряд. Он широко улыбнулся, зубы блеснули странно белые, крупные, неизъеденные, а здоровье исходит не только от лица, а вообще от всей фигуры, как пар из кипящего котла. В то время как некоторые всадники, притомившись, сидят, распустив животы, этот с прямой спиной, едва не привстает в стременах от избытка сил и энергии.

Он лихо соскочил на землю, я поразился легкости движений, снова и снова всматривался в красивое мужественное лицо. Да, много шрамов и шрамиков, но не от падения пьяной мордой на камни: следы от железа ни с чем не спутаешь, а вон та белая звездочка – отметина от попавшей стрелы. Хорошо, морда у Тудора как вырезана из старого дуба, другому бы уже разнесли голову, как переспелый арбуз, а этот отделывается легкими ранами. А может, и серьезными, но, как видно, не потерял ни удали, ни веселья.

Когда-то белая туника вся в следах ржавчины, кое-где небрежно заштопана. Вообще-то сейчас Тудор мог бы и побогаче одеть, уже не в далеком походе, я по-новому посмотрел на него, вот уж в самом деле пренебрегает красотами. Слуги его отца, лорда Устинакса, одеты богаче, их одежда из чистого льна, а башмаки из хорошо выделанной кожи.

Он краем глаза посматривал на меня, без неприязни, скорее, как на будущего собутыльника. Дворецкий ударил жезлом в каменные плиты пола, сказал торжественно:

– Доблестный сэр Тудор, ваш отец поручил мне назвать имя вашего соседа, Ричарда де Амальфи, который здесь с изъявлениями дружбы. Он со своим другом сэром Зигфридом, доблестным рыцарем, в гостях…

Тудор развернулся и с распростертыми объятиями подошел ко мне.

– Позвольте обнять вас, сэр, – сказал он торжественно. – Говорят, сэр Галантлар в последние годы стал недостойным рыцарского звания, к тому же увлекся чернокнижниками. А по вас сразу видно: настоящий воин, настоящий рыцарь…

Мы обнялись, он отодвинул меня на расстояние руки, всмотрелся в мое лицо. Зигфриду кивнул тоже по-дружески, разговаривал лишь со мной, как один сюзерен с другим сюзереном.

– Ха-ха, что за кабана встретили за речкой! – сообщил он с веселым хохотом. – Не поверите, сэр Ричард, с сарай размером, а быстрый… куда там оленям!.. Альфакс, скажи, если бы я сдуру не попробовал с мечом, уже жрали бы кабанью печень!

Молодой рыцарь, с которому обратился за поддержкой, сказал с кривой усмешкой:

– Ну так и надо было с копьем.

– А я что говорю? Копьем бы добыл, это так же верно, как и то, что я – Тудор!..

– Но ведь вы, сир, – сказал Альфакс почтительно, – не взяли копье.

– Я ж говорю, понадеялся… Кто ж знал, что это такой кабан? Я думал, просто кабан, а это всем кабанам кабан! Ну просто черт знает что за кабан, просто и не кабан будто, а я даже не знаю, что такое!..

Он похлопал по плечу проходившего мимо с оленем на плечах невысокого воина:

– В следующий раз мы его завалим. Гастеринг!

Воин на миг остановился, взглянул снизу из-под туши.

– Вряд ли, сир, – ответил он хрипловатым голосом. – Такого не завалим.

– А вот завалим, – возразил Тудор с воодушевлением. Он повернулся ко мне, обнял за плечи, повел к дверям замка. – Видишь, сэр Ричард, что за народ?.. Во всем сомневаются, ни во что не верят!.. да мы этого кабана, как… да как зайца!.. А что? Любит ли сэр Ричард благородное искусство охоты?

Конечно нет, ответил я мысленно. Что за блажь гоняться за беззащитным зверем по лесам и полям, рвать штаны о сучья, когда домашние намного вкуснее, но посмотрел в раскрасневшееся лицо, полное задора и отваги, и ответил, конформист проклятый, как от меня и ждет общественность в лице Тудора: