Если разобраться, чувствовал себя относительно неплохо. Быть может, дело было в очередном понижении скорости грузовика или просто начал привыкать организм, но больше не казалось, что сейчас расплющит о сгустившееся пространство или взорвусь изнутри. Только вот глаза…

Глаза пекло сильнее с каждой минутой, из них катились слёзы, но видел я при этом всё предельно чётко. Болезненно резко, если уж на то пошло. Когда украдкой глянул на Ингу, её профиль ещё долго возникал цветной фотографией всякий раз, стоило только смежить веки.

В любой другой момент лишь порадовался бы этому обстоятельству, теперь же изображение жгло калёным железом. И ещё вдруг понял, что глаза у девушки самые обычные – карие, а вовсе не искрящиеся сапфировой синевой, как почему-то думалось раньше.

Это невесть с чего не на шутку огорчило, словно сейчас не имелось несравненно более серьёзных поводов для душевных волнений, вроде непонятно с чего прорезавшегося сверхзрения. Уж не знаю, каким чудом удалось сдержаться и не выткнуть пальцами глаза, до того невыносимую боль вызывал каждый взгляд. А стоило лишь зажмуриться или даже просто моргнуть – и становилось только хуже.

Да пропади пропадом этот резонанс!


Как обычно, неприятные ощущения стали отпускать в начале северной дуги, благо протяжённость витков неуклонно сокращалась и домчал грузовик до семнадцатого румба минут за тридцать или около того.

«Чем дальше, тем проще», – подумал я и протянул руку, в которую немедленно вложили кружку с водой. Половину расплескал, но что-то всё же влил в себя, стало легче.

Тогда окинул взглядом попутчиков, хотел проверить состояние товарищей, а вместо этого заметил, как с лихорадочной поспешностью что-то беззвучно шепчет чернявая девица. Никогда не обладал способностью читать по губам, а тут с кристальной ясностью понял, что это не молитва, а бесконечное повторение одного-единственного слова «нет».

– Нет! Нет! Нет! – И потом уже в голос: – Нет! Только не сейчас! Слишком рано! Не надо!

На крик обратил внимание начальник бригады, он подскочил к девчонке и потребовал:

– Перестань сопротивляться! Просто расслабься!

Та этих слов будто не услышала вовсе.

– Слишком рано! Я не хочу! – завизжала она, и старший смены отвёл назад руку.

– Транквилизатор! – потребовал медбрат, получил шприц и попытался воткнуть в шею истерички иглу, но стеклянный цилиндр попросту взорвался, в пальцах остался зажат один только поршень.

Никто не видел, лишь моё сверхзрение позволило если и не разглядеть, то уловить, как вокруг девицы сплетаются тончайшие нити незримой энергии. Она стала неотъемлемой частью окружающего пространства и времени, словно уложенный в нужное место кусочек мозаики, но изо всех сил пыталась сопротивляться и оттягивать момент резонанса.

Разрушала гармонию. Шла вразнос.

Энергия переполняла её и, не находя выхода, бурлила в крови, приливала к голове. Артерия на шее набухла и пошла уродливыми буграми, чёрные глаза побелели и засветились электрическим сиянием, а сама девушка вдруг приподнялась над лавкой и взмыла в воздух.

Прежде чем начальник смены успел хоть что-то предпринять, его подопечная сместилась к заднему борту, а затем искажённый судорогой рот распахнулся во вновь ставшем беззвучным крике. Почудилось отчаянно-тоскливое:

«Руди…» – а следом негромко хлопнуло, и голова девчонки разлетелась брызгами крови и ошмётками запечённого мозга.

Старший санитар принял основной удар на себя, но алые капли долетели и до нас, забрызгав большей частью Антона. Тот оказался крепким орешком, лишь судорожно сглотнул и не проронил ни слезинки. Я видел это со всей отчётливостью. Сверхзрение – это хорошо…