«Оставляю тебя ответственным за порядок в доме. Рули, как считаешь нужным!» – прокричал президент Кеннеди Брюсу сквозь рев турбин вертолета на Южной лужайке.

Потомок рабов и сын батрака из Южной Каролины, Брюс стал для семьи Кеннеди близким человеком. Он смотрел вместе с ними фильмы в кинозале Белого дома, наблюдал веселые игры президента с детьми и как-то раз испуганно вздрогнул, когда Кеннеди ударился головой о письменный стол, гоняясь по Овальному кабинету за неугомонным Джоном-младшим. (Мальчик очень любил прятаться под рабочим столом президента, и Брюсу не раз приходилось выуживать его оттуда, освобождая кабинет для важных встреч.) Брюсу было за пятьдесят, он был высок, худощав, с копной седых волос и ослепительно‑белыми усиками. Его повседневной рабочей одеждой были черный костюм и белая бабочка. Он был настолько предан своей работе, частью которой была рассадка взволнованных гостей правительственных обедов, что придумал стол с наклонной столешницей, на котором было проще размещать карточки с именами приглашенных. Его изобретение получило название «брюсов стол» и использовалось на протяжении нескольких десятилетий.

22 ноября 1963 года Брюс мчался к Белому дому, не в силах поверить в случившееся. «Я никогда не забуду, как меня трясло», – вспоминал он позже.

С момента приезда в резиденцию президента Брюса не покидала единственная мысль: «Я должен дождаться миссис Кеннеди». Он присоединился к другим сотрудникам, сгрудившимся вокруг телевизора в битком набитой швейцарской. Новости подтвердили страшные предчувствия, охватившие всех работников Белого дома. Годы спустя Брюс писал: «В глубине души большинство из нас сознавало, что и любого другого президента, выехавшего за пределы этих восемнадцати акров, может ожидать такое же возвращение, как Кеннеди».

В 4 утра, вцепившись мертвой хваткой в руку своего деверя Роберта[1], в Белый дом вернулась Джекки Кеннеди. На ней был все тот же, ставший легендарным, розовый костюм, забрызганный кровью. Она была мертвенно-бледна и пугающе спокойна. «Брюс, ты нас дожидался», – тихо сказала она, будто желая его обнадежить. «Да, миссис Кеннеди, вы же понимали, что я буду здесь», – ответил он.

После короткой церковной службы в Восточном зале Брюс повел первую леди и генпрокурора в личные покои на втором этаже. И, стоя в полной тишине в лифте рядом с двумя самыми близкими людьми покойного президента, Брюс наконец дал волю слезам. Вслед за ним заплакали и Джекки с Робертом. Обнявшись и плача, они приехали на второй этаж. В своей спальне Джекки сказала личной горничной и конфидентке Провиденции Паредес: «Я думала, они убьют и меня тоже». Затем она наконец сняла костюм, запачканный сгустками запекшейся крови своего супруга, и приняла ванну.

Вымотанный Брюс провел остаток ночи, сидя на стуле в крохотной спальне на третьем этаже. Он снял пиджак и бабочку и расстегнул туго накрахмаленный воротник своей белой рубашки. Но поддаться усталости он себе не позволил. «Я не хотел ложиться – а вдруг потребуюсь миссис Кеннеди». На его преданность ответили взаимностью. Сразу после похорон первая леди отдала ему галстук, который был на ее муже во время перелета в Даллас, со словами: «Президент, наверное, отдал бы его тебе». (Джон Кеннеди поменял галстук непосредственно перед пересадкой в кортеж, и в момент убийства старый лежал у него в кармане.) Роберт Кеннеди снял перчатки и протянул их своему потрясенному другу, сказав: «Возьми их себе и всегда помни, что это перчатки, которые были на мне, когда я хоронил брата».