Чтобы выделить время для сочинения музыки, пришлось прибегнуть к стратегии Джона Кейджа. «То был лучший совет, какой я когда-либо в жизни получал, – рассказывал Фельдман, выступая перед аудиторией в 1984 г. – Кейдж говорил, что имеет смысл, поработав какое-то время, остановиться и просто переписать уже написанное. Потому что пока ты переписываешь, ты продолжаешь думать и в голову приходят новые идеи. Так я теперь и работаю. И это замечательно, это просто чудо – связь творчества и переписывания».

Важную роль играют и внешние обстоятельства – «правильная» ручка, удобное кресло. В статье 1965 г. Фельдман писал: «Иногда я хлопочу только о том, чтобы обеспечить себе все те жизненные условия, в которых я смогу работать. Годами я твержу: дайте мне удобное кресло, и я посрамлю Моцарта».

Вольфганг Амадей Моцарт (1756–1791)

В 1781 г., тщетно проискав несколько лет места при дворе какого-нибудь европейского владыки, Моцарт принял решение поселиться в Вене в качестве свободного музыканта и композитора. Для человека с талантами и репутацией Моцарта в столице открывалось множество возможностей, но ради заработка приходилось крутиться непрерывно, разрываясь между уроками игры на пианино, концертами и визитами к богатым покровителям. К тому же Моцарт ухаживал (под неодобрительным взором будущей тещи) за своей невестой Констанцией Вебер, и в итоге для новых сочинений у него оставалось едва ли три часа в день. В 1782 г. он подробно описал в послании сестре эти лихорадочные венские дни:

«К шести утра я уже причесан, а к семи – полностью одет. Я сочиняю музыку до девяти, с 9.00 до 13.00 даю уроки. Затем я обедаю, если только не получаю приглашения в дом, где обедать принято в два или даже в три часа дня, как, например, сегодня и завтра – у графини Зичи и у графини Тун. До пяти или шести часов вечера у меня нет возможности приняться за работу, да и тогда зачастую надо идти на концерт; если же я свободен от концерта, то сочиняю до девяти. После этого я отправляюсь к моей любезной Констанции, хотя радость свидания почти всегда отравляет ее мать своими жестокими замечаниями… В половину одиннадцатого или в одиннадцать я возвращаюсь домой – раньше или позже, зависит от количества стрел, выпущенных ее матерью, и от моей способности выстоять. Поскольку я не могу рассчитывать на возможность поработать вечером, ибо концерты отнимают время, а также меня могут в любой момент вызвать туда или сюда, я завел обычай (в особенности, когда возвращаюсь домой не слишком поздно) сочинять еще немного перед отходом ко сну. Итак, я пишу до часу, а в шесть часов уже снова на ногах».

«При таком количестве дел, я порой уже не знаю, стою ли я на ногах, или на голове», – писал Моцарт отцу и, в общем-то, не преувеличивал. Несколько лет спустя, явившись навестить сына, Леопольд Моцарт убедился в том, что жизнь «свободного художника» и впрямь нелегка. Он написал домой: «Я не в силах передать эту суету и беготню».

Людвиг ван Бетховен (1770–1827)

Бетховен вставал на рассвете и, не теряя времени, усаживался за работу. Завтракал он чашкой кофе, которую сам готовил с великим тщанием (ровно 60 бобов на чашку – он отсчитывал их поштучно, чтобы гарантировать правильную дозу). Композитор садился за рабочий стол и писал до двух или трех часов, изредка прерываясь и выходя прогуляться, что укрепляло в нем творческий дух. Вероятно, именно по этой причине в теплое время года он успевал сделать значительно больше.

Пообедав, Бетховен отправлялся на длинную, энергичную прогулку, занимавшую почти весь остаток дня. Он клал в карман несколько листов нотной бумаги и карандаш, чтобы записывать пришедшие ему в голову музыкальные идеи. Под конец дня он заходил в трактир и читал там газеты. Вечера он проводил с друзьями или в театре, зимой предпочитал оставаться дома в одиночестве и читать. Ужинал он без особых затей – тарелкой супа и остатками обеда. Он любил есть неторопливо; ужин увенчивался кружкой пива и трубкой. По вечерам Бетховен редко занимался музыкой, и спать он ложился рано, самое позднее – в 21.00.