Орешкин сидел в удобном чёрном кожаном кресле за массивным столом и что-то усердно царапал в блокноте. То ли мне показалось, то ли сегодня он казался ещё красивее, чем я его запомнила. На нём снова был тёмно-синий костюм, но на этот раз в тонкую, едва заметную полоску.

Президент компании делал вид, что не замечает моего присутствия, пока я на негнущихся ногах подходила всё ближе к столу. Наконец, мужчина поднял глаза и прошёлся по мне нарочито оценивающим взглядом, мне захотелось сбежать отсюда подальше.

«Ещё немного, ещё чуть-чуть. Скоро всё закончится», – успокаивала я себя, хотя во рту уже пересохло, ладони вспотели, а сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди.

– Добрый день! – произнесла, как можно увереннее, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Добрый день, Арина Юрьевна! Присаживайтесь, – мужчина вежливо указал жестом на кресло напротив себя. Я села, придавленная его внимательным взглядом. – Что же вы прогуливаете работу? – строго спросил Орешкин, закрыв чёрный ежедневник с тиснением и отложив его в сторону. Меня бросило в жар, а потом будто окатило ледяной водой.

– Как так? – еле слышно вымолвила, нервно сглотнув, и впилась пальцами в сумочку, словно она могла спасти меня сейчас от удушливого чувства стыда.

– Вот и я хотел спросить «как так?» – мужчина сцепил руки в замок и положил их перед собой.

– Я же… и Роман Павлович… – моя речь была связной. Он издевается надо мной что ли?

– На данный момент решения об увольнении работников, также как и о их найме, принимаю только я, – его голос стал достаточно резок. – Я не подписал ваше заявление.

– Но…

– Что такое, Арина Юрьевна? – вопросительно изогнул он свою изящную бровь. На мгновение я растерялась, в голове была каша, но я нашла в себе силы признаться в произошедшем.

– Я провалила презентацию, – выпалила на одном дыхании.

Орешкин слегка прищурился, и его губы расплылись в самодовольной улыбке. На внешних уголках глаз появились небольшие морщинки.

– Знаю. Вы же сами рассказали мне об этом ещё в прошлую пятницу, – намёк на обратный рейс заставил запылать даже уши. Интересно, фраза о мерзком типе была до или после? Покопавшись в своей памяти, я вспомнила: после. С моих губ срывается огорчённый вздох, и очередная волна краски заливает лицо и шею.

– Я была расстроена, – попыталась оправдать своё поведение.

– Я так и подумал, – едко усмехнулся он, продолжая сверлить меня взглядом. На что это Орешкин намекает? – Что-то ещё? – последовал его вопрос. Я отрицательно покачала головой. – А сейчас извольте приступить к своим обязанностям. Думаю, у вас предостаточно накопилось дел, – распорядился мужчина. – Прогулы отработаете сверхурочно, – президент компании демонстративно посмотрел на свои дорогие часы, – двадцать девять, – коротко произнёс Орешкин, но мне и так было понятно, о чём он. – Этот вопрос я беру под личный контроль.

«Стоп! Откуда у него такое число взялось? Три на восемь плюс четыре…»

– Двадцать восемь, – поправила его.

– То есть, понедельник не в счёт? – Орешкин откинулся в кресле. Сложилось впечатление, что его забавлял наш разговор. Я опустила низко голову, поскольку возразить было нечем. Мог бы хоть на этот час глаза закрыть! В тот момент, когда собиралась встать и покинуть его кабинет, прозвучал весьма странный вопрос: – Вы быстро набираете тексты на компьютере? – мужчина нахмурился.

– Да, – мгновенно оживилась я, и складка на лбу Константина Евгеньевича разгладилась.

– Вот и замечательно. Завтра выйдете вместо Аллы Владимировны. Надеюсь, знаете кто это? – насмешливо проговорил мой босс.