– Рядовой Рогов показывает, что вы несколько раз за время путешествия с ним оставляли его одного, отлучались куда-то, и в одну из таких отлучек вы вернулись с мотоциклом и флягой рядового Винникера. Вы сказали ему, что нашли всё это и что Кораблёва с Винникером убиты. Что их убили дарги.

– Так оно и было, – ответил Горохов. Он прекрасно понимал, что эта тема ещё не раз всплывёт в этом расследовании. – Только вот мотоцикл я не находил, а откопал из своего схрона.

И этот Сушинский, пропустив его замечание мимо ушей, продолжал как бы невзначай:

– Рядовому Рогову показалось, что вы вели себя в этот момент несколько странно.

– Рогову показалось? Показалось? – тут уполномоченный едва сдержался, чтобы не усмехнуться. А это было бы уже абсолютной наглостью в контексте обсуждаемой темы. Поэтому он сдержался и продолжил серьёзно: – Мне рядового Рогова приходилось под руку вести, чтобы он не падал от жары и потери крови, ваш Рогов едва на вопросы мог отвечать, у него костюм протёк, мне приходилось отдавать ему свой хладоген. Я сомневаюсь, что он вспомнит о том, как мне пришлось отбиваться от двух даргов, не уверен, что он помнит, как я скармливал ему последние свои обезболивающие… Тем не менее он заметил и запомнил, что я вёл себя странно. И это ночью. Ваш Рогов очень…, – Горохов замолчал и правильно выбрал слово в этой ситуации: – Наблюдательный человек.

– Угу… Угу… Как я понял, – продолжал всё тот же член комиссии в очках, которого, видимо, не удовлетворил ответ уполномоченного, – этот мотоцикл, на котором вы оттуда уехали с Роговым, вы припрятали заранее.

– Да, ещё в первое моё пребывание в тех местах я сделал закладку, и мотоцикл я тоже там себе оставил, так как оставался один, а до ближайшего населённого пункта десятки километров пустыни. Закладки в степи – это обычная практика. И слава богу, что она мне в первый раз не пригодилась.

Вторую женщину из комиссии звали Елена Грицай. Горохов сразу запомнил её. Женщина была яркая. Как и все другие биоты, она была высокой, тяжёлые рыжие волосы собраны в высокий пучок на голове. Глаза у неё были зелёные и казались добрыми. Она пришла сюда, на такое серьёзное заседание, в юбке выше колен. Это сразу удивило всех мужчин из Трибунала. В том числе и Горохова. И вот тут эта Грицай и говорит:

– И именно в тот момент, когда вы раскапывали свой схрон, и появились Кораблёва с Винникером?

– Да; может, набрели случайно, а может, их привлёк шум работы двигателя, когда я проверял мотоцикл после того, как очистил его от песка. Они услышали и пришли.

– Андрей Николаевич, вы ведь успели пообщаться с Кораблёвой прежде, чем она погибла?

– Да, успели переброситься парой слов. Она спросила, видел ли я ещё кого-нибудь. Я ответил, что со мной один раненый Рогов.

– И она вам сразу, в этом коротком разговоре сообщила, что вещество при ней? – продолжала Грицай.

«Зачем она спрашивает, она же читала мои рапорты». Но это вопрос риторический, он знает, что его ещё не раз о том спросят. В общем, это был очень хитрый вопрос. Но у Горохова хватило ума, чтобы не попасться в эту ловушку, когда он ещё писал первый свой рапорт об этом деле.

– Нет, про вещество не было сказано ею ни слова, просто, когда я сказал, что нужно вернуться за Роговым, она сказала, что самое важное уже при ней, и рисковать этим она не собирается, а Рогов…, – Горохов красноречиво махнул рукой, выражая пренебрежение, – Рогов её не интересовал.

Члены комиссии не выразили никаких чувств после подобного его объяснения, и рыжая Грицай, как ни в чём не бывало, продолжала: