Д. Куликов: Так же как и Гитлер, кстати. Разницы никакой.

А. Гаспарян: Гитлер с этой точки зрения опять ничего нового не придумал: он взял на вооружение те же лозунги, которые формировались с конца XIX столетия. Изначально речь шла о том, что можно задавить экономически – не получилось. Тогда что остается? Государства были простые, как и люди: остается только воевать. И ради этого, по сути, на карту было поставлено все. Неважно, что было бы потом, никто не думал, что война затянется. Расчет-то был на что?

Д. Куликов: Мы, вступая в войну всем нашим обществом, тоже были абсолютно уверены, что это вопрос нескольких месяцев.

А. Гаспарян: Если не недель.

Д. Куликов: Ну да, месяцев – это осторожные говорили, а радикалы считали, что в течение нескольких недель мы окажемся в Берлине, наши дивизии туда дойдут – и вопрос будет закрыт, и не будет никаких немецких погромов.

А. Гаспарян: Немецкие погромы в Москве – это 1915 год. Это выплеск того самого угара и разочарования, который последовал после 1914-го.

Д. Куликов: Да, угара у нас было никак не меньше. Как это проиллюстрировать? Я хочу задать вопрос: а зачем нам эти Балканы нужны были? Откуда мы все это взяли? Это опять же параллель с Украиной. Вот нам Бжезинский сказал: мы без Украины – ничто, а с Украиной мы, дескать, империя. Что это все значит? Какой в этом смысл? Никто не задумывался! Мы, как бараны на ворота, ломимся. «Действительно, Бжезинский сказал, что мы ничто без Украины. Надо исправить эту историческую серьезную несправедливость!» Вот тогда было то же самое, только похлеще во много раз. Нам нужны были Балканы, проливы, Константинополь…

А. Гаспарян: Дарданеллы.

Д. Куликов: Дарданеллы и прочее. Зачем они нам были нужны? Что мы хотели? Греческий народ что – изнывал без нас? Кто-нибудь заметил, как именно он без нас изнывал? Действительно, было греческое сопротивление, действительно, они боролись с Турцией – все это было. Но в страшном сне греческий народ не мог представить, что он должен влиться в Российскую империю, стать ее частью. А в нашей пропаганде все это существовало и послужило мощнейшим толчком. Понимаешь? У нас территорий и всего, в общем-то, хватало. Зачем нам нужна была Греция? Вот объясни.

А. Гаспарян: Пропаганда же сработала. Многие не знают, что современники ту войну назвали Вторая Отечественная. Первая – это с Наполеоном… Потом Вторая Отечественная. Почему? Потому что мы должны были прийти и освободить всех угнетенных.

Г. Саралидзе: То есть я правильно понимаю, что давление улиц на принятие решения о вступлении в войну существовало, это был запрос общества?

Д. Куликов: Я не очень верю в давление улицы в Российской империи, особенно после Столыпина. Думаю, что определенная часть нашего общества тоже размышляла: «Что бы такое прирезать?» Под это выстраивались все ожидания. Ну а история этому благоволила – весь этот спор со славянством и западничеством, с тем, что есть какое-то единство славянских народов. Еще раз говорю: забыли все, что Достоевский писал, не придали этому значения. Вступили-то в войну из-за Сербии. И что? Кто-то шапку перед нами снял? Нет, результат обратный получился. Была ли эта война неизбежной – вот ключевой вопрос. Хотя, конечно, в сослагательном наклонении бессмысленно все это обсуждать, да?

А. Гаспарян: Бессмысленно.

Г. Саралидзе: Бессмысленно.

Д. Куликов: Я считаю, что не было никакой объективной причины, которая бы вынуждала нас в войну вступить. Это своеволие и некоторое дуроломство правящей группы.

Г. Саралидзе: