Франц спустился по ступенькам к полуразрушенному каменному причалу в крошечной бухточке прямо возле дома. Большое, принадлежащее брату полотенце лежало на причале, придавленное камнем, чтобы не сдуло ветром. Франц пощупал полотенце. Сухое. Он посмотрел на залив и позвал рыбаков на проходящей по заливу лодке, но они, похоже, его не услышали. Тогда он бегом вернулся в дом и попросил хозяина вызвать полицию из Потии.

Первой прибыла служба спасения в горах, группа мужчин в оранжевых рубашках: они – отчасти с профессиональной серьезностью, а отчасти с дружеской иронией – спустили на воду две лодки и начали поиски. После прибыли водолазы. И наконец, полиция. Полицейские попросили Франца проверить, не исчезла ли одежда Джулиана, и таким образом удостовериться, что тот не ушел незамеченным, пока Франц завтракал на первом этаже.

Прочесав берег со стороны Калимноса, Франц с друзьями-альпинистами взяли напрокат лодку и переправились на Телендос. Полицейские вели поиски с лодки в районе пляжа, там, где волны разбиваются об острые утесы, а Франц и его приятели обходили редкие домики у подножия горы и расспрашивали, не видел ли кто обнаженного купальщика.

Вернулись они с пустыми руками, и оставшиеся часы Франц обзванивал родных и друзей и рассказывал о случившемся. Ему также звонили журналисты, некоторые из них – немецкие, и он давал короткие комментарии, что он надеется на лучшее и так далее. В ту ночь он едва сомкнул глаза, а на рассвете ему позвонили из полиции и пригласили явиться в участок и помочь в поисках. Он, разумеется, послушался, и было это – Франц Шмид взглянул на часы – восемь с половиной часов назад.

– Драка, – сказал я, – расскажите о том, как вы накануне вечером подрались.

Франц покачал головой:

– Да просто дурацкая ссора. Мы пошли в бар на Хемисфере – играли там в бильярд. Все немного перебрали. Джулиан слегка нахамил мне, я тоже не сдержался, слово за слово – я взял и швырнул в него бильярдный шар и попал прямо в голову. Джулиан повалился на пол, а когда поднялся, его тошнило и вырвало. Я решил, что у него сотрясение мозга, поэтому усадил его в машину и отвез в больницу в Потии.

– Вы часто дрались?

– В детстве да. А сейчас нет. – Он потер щетину на подбородке. – Но выпивку мы с ним иногда переносим плохо.

– Ясно. Но вы отвезли его в больницу – очень братский жест.

Франц фыркнул:

– Эгоизм чистой воды. Я хотел, чтобы его обследовали, потому что на следующий день мы готовились к долгому подъему, и я хотел убедиться, что с ним все в порядке.

– Значит, вы поехали в больницу.

– Да. Хотя нет.

– Нет?

– Мы только выехали из Массури, как Джулиан уперся и сказал, что ему уже лучше и что надо возвращаться. Я сказал, что провериться все равно не помешает, но он возразил, что в Потии можно нарваться на полицейских, а те, когда увидят, как я веду машину, сразу догадаются, что я выпил. Меня заметут, и тогда уж точно никакого подъема не состоится. Сказать мне на это было нечего, поэтому мы развернулись и поехали обратно.

– Кто-то видел, как вы вернулись?

Франц все еще тер подбородок.

– Скорее всего. Это было поздно ночью, но мы припарковались на главной улице, а там всегда народа полно.

– Хорошо. Вы не видели никого, кто мог бы помочь вам и подтвердить это?

Франц убрал руку от подбородка. Возможно, понял, что такое почесывание подбородка свидетельствует о том, что он переживает, а может, у него просто перестало чесаться.

– Кажется, никого из знакомых мы не видели. Вообще-то, я вот сейчас вспоминаю – там было довольно немноголюдно. Бар в Хемисфере еще работал, а вот рестораны закрылись. Сейчас, осенью, в Массури в основном только альпинисты, а они ложатся рано.