В общем со всей отчётливостью и досадой на саму себя, я вдруг уразумела, что очутилась у разбитого корыта, не обзаведясь, когда представлялась отличная возможность, знакомствами с жёнами бизнесменов и политиков. Именно в таких связях я нуждалась сейчас больше всего, но рассчитывать на помощь, к своему собственному стыду и прискорбию, могла лишь… на Петра Загороднева. Даже звучит странно… Но к бывшему мужу меня теперь и пушками не загнать. Поскольку я ни в коем разе не могла поручиться, что за свою помощь тот не выставит неподъёмный для меня счёт, который я ни физически, ни морально оплатить не смогу.

Выдохнув, как перед прыжком в ледяную прорубь на крещенские морозы, я набрала заветный телефонный номер и, с замершим сердцем и вспотевшими ладонями, отсчитывала длинные гудки.

— Слушаю, Загороднев, — резкий, отрывистый голос, несмотря на мою готовность, раздался всё равно внезапно и заставил меня онеметь, на ровном месте теряя привычную уверенность. Мужской тембр по телефону сейчас сильно контрастировал с тем, который я привыкла слушать вживую. И поэтому даже не задумываясь, я перешла на формальное обращение:

— Пётр Аркадьевич, добрый день. Это Мира Подольская, — замерла в ожидании ответа, страшась услышать нечто похожее на: «Мне некогда, Мира. Как ты вообще посмела трезвонить, отвлекая меня от важных дел» или, что ещё хуже: «Не знаю такую, где вы раздобыли мой номер, девушка? Не звоните сюда больше, если не хотите проблем».

— Хм, не ожидал… Здравствуй, Мира. Чем могу быть полезен?

Выбранный Загородневым вариант, несомненно, лучше всех тех, что рисовало моё перепуганное воображение.

— Мне бы встретиться с вами, Пётр Аркадьевич, разумеется, когда вам будет удобно. У меня есть к вам разговор, — пришлось закусить свободный кулак зубами, адреналин скакал в крови, пытаясь найти несуществующий выход.

— Мира, напомни, пожалуйста, когда мы успели перейти на «вы»?

Я отчаянно смутилась, но терпела. Ради себя, ради близняшек и всего проекта в целом, и особенно ради тех детей, которые никогда не придут в несуществующий Центр. Тахикардия в груди терпеть не собиралась, но у неё не было выбора. Впрочем, как и у меня.

— Извини, я не отвлекаю тебя? — исправилась моментально, после первого же замечания.

— Переживут. Где и когда мы встречаемся?

— На твоё усмотрение. Я свободна во времени, а ты занят важными делами. Поэтому мне не сложно подстроиться под твоё расписание.

Раздавшийся раскатистый смех удивил. От нетерпения я оказывается начала грызть ноготь большого пальца на левой руке, но заметила только сейчас. Хотя избавилась от дурной привычки ещё в школе, в классе третьем наверно. Мамины шлепки по рукам сделали своё дело.

— Всегда считал Подольского идиотом, — тихо пробормотал Пётр, но я расслышала каждое слово, правда совсем не поняла, что они означали. Вернее, к чему относились. Потому как смысл был самым что ни на есть прозрачным, — Мира, как насчёт позднего ужина? Скажем, часов в восемь вечера, не слишком поздно для тебя?

Поздно? Да я не рассчитывала даже, что он согласится так легко!

— Без проблем, пусть будет в восемь.

— Тогда напиши мне в сообщении свой домашний адрес, я подъеду, чтобы забрать тебя.

К вечеру я готовилась очень тщательно, хотелось произвести впечатление серьёзной женщины, а не просто придатка к бывшему мужу, которым Пётр наверняка меня считал. Но и синим чулком выглядеть не планировала. Имея после жизни с Подольским, некоторое представление о мужчинах, я полагала, что они предпочитали смотреть на приятную глазу картинку, а не лицезреть замученную, неухоженную тётю, которой даже волосы лень помыть и уложить в элементарную причёску. Выбор остановила на тёмно-зелёном платье без декольте и с длинным рукавом, длиной до середины голени, но свободно струящимся. Тонкий кожаный ремешок обозначил талию, а юбка расходилась мягкими произвольными складками. Макияжа самый минимум: подчеркнуть тушью ресницы, два мазка по скулам едва заметными румянами, блеск для губ.